Самая знаменитая приходская церковь старой Москвы, освященная в честь Успения Божией Матери, стояла до революции на Покровке. Прозванная «восьмым чудом света», она была таким же национальным символом Москвы, как Андреевская церковь для Киева или храм Илии Пророка для Ярославля. Разрушение этой церкви стало одним из самых страшных преступлений в русской истории.
Дорога к храму
Древняя Покровская церковь, оставившая имя улице, именовалась, «что в Садех», – здесь был загородный государев двор Ивана III с роскошными фруктовыми садами, куда он переселился из Кремля после страшного пожара 1491 года. С великокняжеской резиденции и началось освоение этой местности. Парадокс кроется в том, что москвичи селиться здесь особо не жаждали, потому что речка Рачка, образовавшая Чистые пруды, сильно подтопляла и размывала эту местность, что и запечатлелось в прозвище местной церкви Троицы на Грязех. Оттого-то в те времена, когда здесь появилась первая, еще деревянная, Успенская церковь (самое начало XVI века), Покровка была ремесленной окраиной Москвы. Еще не существовала стены Китай-города, но расширялся посад у восточной стены Кремля, где селились торговцы и ремесленники, и за посадом на Покровке простирались многочисленные дворцовые слободы, протянувшиеся до самого Земляного вала – Казенная, Барашевская, Садовая, Котельная…
Дворцовая слобода московских котельников образовалась в районе современного Потаповского переулка, ее надо не путать с Таганкой, где была другая котельническая слобода. Мастера Покровской котельной слободы делали кухонные котлы всех фасонов и размеров, горшки, чугунки и прочую металлическую посуду для бесчисленных нужд огромного государева двора. Продукция пользовалась огромным спросом, поскольку потребность в ней испытывали все: в этих котлах готовили пищу и для государева стола, и для придворных, и в богатых боярских дворах, и для армии, такие котлы брали в каждый поход. Впрочем, некоторые ученые полагают, что это была не дворцовая, а обыкновенная городская слобода, обслуживавшая нужды москвичей. Так или иначе, котельники, жившие слободой по левой стороне Покровки, и построили себе приходскую Успенскую церковь. Деревянная церковь известна с 1511 года. По ней прилегающие переулки были названы Большим и Малым Успенским (в наше время соответственно Потаповский и Сверчков). И только в 1656 году котельники выстроили себе каменную Успенскую церковь, что свидетельствовало об их большом материальном достатке, так как иметь каменную церковь было не только очень престижно, но и очень дорого.
При первых Романовых характер Покровки несколько изменился, поскольку она стала главной государевой дорогой в царские загородные резиденции – Измайлово и Рубцово. Теперь наряду с ремесленниками здесь селилась знать и зажиточные купцы, так появлялись новые прихожане Успенской церкви. Одним из них был купец-гость Иван Сверчков, имевший собственные палаты в М. Успенском переулке, теперь носящем его имя. Прозвище «гость» имело очень древние московские корни: так называли верхушку торгового сословия – богатейших купцов, занимавшихся иностранной и крупной оптовой торговлей. Сверчков и построил своим иждивением в 1696–1699 годы новую каменную Успенскую церковь, которая получила прозвище восьмого чуда света.
«О, русский Нотр-Дам!»
 |
Одна из «самых московских церквей», ставшая жемчужиной московского барокко и высшим образцом этого архитектурного стиля, имела очень сложное устройство. На первом ярусе была освящена нижняя церковь во имя святителя Петра Московского с приделом Рождества Иоанна Предтечи, по именинам храмоздателя Ивана Сверчкова. В 1699 году выстроили верхнюю, собственно Успенскую церковь. У этого храма было 13 глав, символизировавших Господа Иисуса Христа и Его 12 апостолов. Роскошная колокольня, которая соединялась с церковью папертью, была столь величественной, что ее можно было принять за самостоятельную шатровую церковь, «иже под колоколы». Гениальной была и игра белопенного, снежного кружева декора с пламенеющим огненно-красным храмом. Современникам Успенский храм представал громадой составленных церквей, летящих в небеса, но вместе с тем стройным, как архитектурная поэма. Это чудо имело вырезанную на портале символическую надпись «Дело рук человеческих».
Церковь осталась обыкновенной приходской, но в то же время почетно «домовой» для купца Ивана Сверчкова: второе крыльцо храма с парадной лестницей вело в сад, окружавший дом Сверчкова, и таким образом у хозяина имелся собственный отдельный вход. У церкви была очень высокая лестница и высокое гульбище – открытая площадка-галерея перед входом в храм. Каждый молящийся поднимался по лестнице на гульбище и, прежде чем переступить порог храма Божия, обозревал открывавшуюся с этой высоты панораму: так создавалось чувство вознесенности, оторванности от земли, располагающее к молитвенному настроению. Возвысить душу и мысль человеческую от мира сего, устремить ее к небесам – к тому же призывала причудливая, неземная красота Успенской церкви, символизировавшая красоту Божественного творения. Академик Д. С. Лихачев заметил, что ее надо было видеть именно в окружении «низких обыденных зданий».
Более того, по версии ученых эта гигантская церковь знаменовала собой один из семи священных холмов Москвы, подобно тому, как колокольня Ивана Великого венчала главный – Боровицкий холм. Довольно близкая к Кремлю, Успенская церковь почти сразу же после возведения, в первой половине XVIII века, была в числе других определена к слушанию соборного благовеста. Тогда действовало еще патриаршее постановление: в городских церквях не начинать благовеста прежде соборного, чтобы в звоне колоколов не было разнобоя и неблагочестия. В Москве соборный благовест был в Успенской звоннице в Кремле с колокольней Ивана Великого, и следовало не начинать благовест прежде или позже, чем зазвонит кремлевская звонница. (В случае престольного праздника храма его духовенству следовало получать благословение митрополита на ранний благовест с записью в приказе церковных дел.) Для лучшего соблюдения этого правила, поскольку многие храмы Москвы были отдалены от Кремля и не слышали соборный благовест, создали своеобразный церковный «телеграф». Велено было «слушать звон» при определенных, назначенных к тому центральных церквях, в которых слышали благовест из Кремля и начинали звонить вместе с ним, и уже по их звону начинали звонить остальные церкви. Наряду со Сретенским монастырем и храмом Николы Явленного на Арбате в обширный список «благовестных» церквей Москвы попала и Успенская церковь на Покровке. Ответственность была колоссальной, а оплошавших священников, пропустивших соборный благовест, не только штрафовали, но и лишали сана.
Церковь ошеломила современников и потомков, став как блистательным итогом развития русской архитектуры, так и предтечей грядущих архитектурных эпох. Она скоро вошла в загадочную параллель с храмом Покрова на Рву, что на Красной площади, которая протянется до самого конца ее дней – слишком много схожего, перекликающегося было в легендах об этих храмах, начиная с того, что оба они именовались восьмым чудом света. Ведь только очень редкая, уникальная, если не единственная церковь могла сравниваться с Покровским собором. В один ряд с ним Успенскую церковь изначально поставил Василий Баженов, считавший ее не только одним из красивейших зданий в Москве, но и творением «ярко национальным». Архитектор сравнивал ее и с замосквореченским храмом Климента Римского, говоря, что она даже «больше обольстит имущего вкус, ибо созиждена по единому благоволению строителя», то есть представляет собой целостное архитектурное творение, подобно скульптуре, вытесанной из единой глыбы мрамора.
Успенская церковь восхищала и иностранцев, побывавших в Москве. Для архитектора В. В. Растрелли, величайшего мастера барокко, она стала целым творческим вдохновением: именно ее он взял за образец для своего Смольного собора в Петербурге, «наиболее русского» из всех произведений Растрелли, по выражению И. Э. Грабаря. Вспоминается и образное выражение писателя Вадима Кожинова, что уроженец Парижа архитектор Растрелли был рожден в Москве. И это был не единственный пример петербургского подражания московской жемчужине. В северной столице есть еще один храм, созданный по мотивам образа Успенской церкви – это Воскресенский храм на Смоленском кладбище, где отпевали Александра Блока.
Даже Наполеон был потрясен этой церковью и, по легенде, поставил особый караул охранять ее от пожара и мародеров. Впрочем, другая легенда гласит, что он приказал разобрать ее по кирпичику и перенести в Париж. Нетрудно заметить здесь еще одну параллель с храмом Покрова на Рву: ведь именно его Наполеон якобы хотел перенести в Париж и приказал взорвать его, когда эта задумка технически не удалась. Есть еще сказание, будто наполеоновский маршал (вероятно Мортье, что занял дом графини Разумовской в начале Маросейки), увидев церковь, воскликнул: «О! русский Нотр-Дам!» Другое предание приписывает это высокопарное восклицание самому Наполеону. Так или иначе, храм от пожара 1812 года поистине чудом не пострадал. Но была ли в этом заслуга Наполеона? Ведь есть свидетельства, и вполне правдоподобные, что на самом деле церковь спасли от огня не мифические караульные, а крепостные Тютчевых, жившие рядом; дом отца поэта и сейчас стоит в Армянском переулке.
Это была и любимая московская церковь Ф. М. Достоевского. Его жена вспоминала, что, бывая в Москве, он возил ее, «коренную петербуржку», посмотреть на эту церковь, потому что чрезвычайно ценил ее архитектуру. И бывая в Москве один, Достоевский всегда ехал на Покровку помолиться в Успенской церкви и полюбоваться на нее. Он заранее останавливал извозчика и шел к ней пешком, чтобы по пути рассмотреть храм во всей красе. А бывал он в этих краях и потому, что в Старосадском переулке жила его любимая тетка и крестная А. Куманина, которую он часто навещал. Отношения с Москвой у Достоевского были глубокие и личные: величайший гений России родился в ней, впитал здесь «русский дух» и отсюда переносил церковное и национальное начало в свои произведения. Москва для него была городом церквей и колокольного звона. А Успенская церковь была истинным, национальным символом Москвы.
И прихожане у церкви были замечательные. Особенности прихода определились, во-первых, ее центральным расположением, и, во-вторых, изменением характера Покровки, где стала селиться знать, богачи, фабриканты. Первыми ее прихожанами стали Сверчковы, домочадцы храмоздателя Ивана Сверчкова, который сам с членами семьи упокоился в нижней церкви. Их дом – роскошные белокаменные палаты – и теперь находится в одноименном переулке (дом № 8). При палатах Сверчков основал еще одно богоугодное заведение – странноприимный дом.
Вскоре после возведения Успенской церкви, в 1705 году, владельцем Сверчковых палат и новым прихожанином этого храма стал казначей И. Д. Алмазов – стольник царицы Прасковьи Федоровны, жены государя Федора Алексеевича. Считается, что палаты официально пробыли в его владении до 1765 года, пока не перешли к новому владельцу – тайному советнику А. Г. Жеребцову. Однако в Москве ходила легенда, будто в подвалах этих палат томился в заточении сам Ванька Каин, разбойник и сыщик (точнее, доноситель) в одном лице. Знаменитый вор, Иван Осипов Каин, долго грабивший на Волге, вдруг в конце 1741 года сам явился в Москву, в сыскной приказ, и записался в доносители, после чего устроил целую авантюру, укрывая крупных воров и ловя мелких, открывая подпольные игорные дома и поощряя грабежи. «На откупе» у него была большая часть московских полицейских, и они его не трогали. Лишь когда безобразия достигли предела и москвичи уже предпочитали ночевать в поле, только бы не оставаться в своих домах, из Петербурга приехал с военной командой генерал Ушаков, который в 1749 году учредил самостоятельную комиссию по делу Каина. Разбойник вскоре был арестован и в 1755 году сослан на каторгу в Сибирь. Только в этом промежутке Каин и мог содержаться в бывшем доме Сверчковых.
Но если история о пленнике Ваньке Каине – легенда, то славная архитектурная летопись Москвы, явленная из этих стен, – достоверный факт. В 1779 году палаты были проданы Каменному приказу, и здесь учредили школу чертежников, где преподавали Баженов и Легран, и здесь же делали детали для огромной деревянной модели Большого Кремлевского дворца, которую на подводах возили в Петербург для одобрения императрицы. А с 1813 года в Сверчковых палатах работала знаменитая Комиссия для строений, созданная по приказу Александра I, для того чтобы восстановить Москву после наполеоновского пожара. И не просто восстановить на пепелище, а восстановить в едином историко-архитектурном стиле, не допустить массовой стихийной застройки и сохранить лицо города. Председателем комиссии был назначен сам градоначальник Федор Растопчин, а членами стали И. Бове, В. П. Стасов, Д. И. Жилярди, А. Г. Григорьев. Первой задачей поставили вернуть к жизни пострадавший от взрыва Кремль, как дело чести, а затем комиссия разработала образцовые типы домов и фасадов, «надлежащие к копированию», и опубликовала их в специальных альбомах. Каждый новый дом, возводимый в Москве, должен был строиться строго по типовому, утвержденному комиссией образцу, за счет чего создавался единый стиль городской застройки. Разница была только в статусе домовладельцев: для каждой социальной категории был разработан свой образцовый тип. Так появился и знаменитый московский ампир миниатюрных особнячков, и типичный московский дом с мезонином, а у жильцов побогаче – с «неизбежными» алебастровыми львами. Комиссия работала в Сверчковых палатах до 1843 года, потом они снова стали частным владением, и следующая интересная страница их истории была еще впереди.
У Успенской церкви были и другие, более известные прихожане. Первыми в их числе следует назвать знаменитых Пашковых, живших на Покровке, – тех самых, чьи родственники имели роскошный замок на Моховой. Их предок, выходец из Польши, Григорий Пашкевич приехал в Россию на службу к Ивану Грозному, и с тех пор их фамилия значилась как Пашковы. Один из них, Истома Пашков, был участником тульского дворянского ополчения в войске бунтаря Ивана Болотникова и потом перешел на сторону царя Василия Шуйского. Другой Пашков, Егор Иванович, был денщиком Петра Великого, и его сын П. Е. Пашков построил легендарный дворец на Моховой, известный как дом Пашкова.
Владельцам же усадьбы на Покровке, Александру Ильичу и Дарье Ивановне Пашковым, принадлежал другой знаменитый дом Пашковых, тоже стоявший на Моховой: в самом конце XVIII века Василий Баженов выстроил для них усадьбу с театральным флигелем для балов и Пашковского театра, что было очень престижным – иметь собственный домашний театр. Потом, когда в 1806 году флигель сдали в аренду Московскому императорскому театру, на его сцене дебютировали Щепкин и Мочалов. Одна из самых роскошных в Москве, эта усадьба с флигелем в 1832 году была куплена для Московского университета. В главном доме разместился Аудиторный корпус (ныне факультет журналистики), а во флигеле архитектор Евграф Тюрин устроил домовую университетскую Татьянинскую церковь.
Главное владение этих Пашковых находилось на Покровке, в Большом Успенском переулке (во дворе дома № 7). В 1811 году здесь родилась Евдокия Петровна Ростопчина, будущая поэтесса и невестка градоначальника графа Ф. А. Ростопчина, которая вышла за его младшего сына Андрея. В этом доме у Пашковых бывал и Пушкин: на масленицу в 1831 году преисполненный счастья он приехал сюда с молодой женой кататься в санях на гулянии, устроенном хозяевами дома. А всего через девять лет после этого, в 1840 году, огромное состояние Пашковых было проиграно в карты. Усадьбу в Большом Успенском казна выкупила для Аптеки, под склады для хранения лекарств, и под конторы. Одно время этим медицинским заведением руководил неподкупный доктор Гааз, который сумел не только обезопасить ценные медикаменты от мышей и крыс (были официально заведены штатные… кошки), но и прекратить расхищение лекарств, после чего у него появилось немало недругов, прежде списывавших ворованное на мышей.
Кроме Пашковых, именитыми прихожанами Успенской церкви были князья Щербатовы, владевшие усадьбой в Сверчковом переулке, дом № 4. Князь Осип Иванович приходился прадедушкой Елизавете Петровне Яньковой, оставившей самые известные воспоминания о старой аристократической Москве – «Рассказы бабушки», записанные ее внуком Д. Благово. Дух московской архитектуры как-то особо витает над этими местами: в начале XIX века часть владения купила Варвара Алексеевна Казакова, невестка Матвея Казакова, вышедшая замуж за его среднего сына Матвея Матвеевича, тоже архитектора.
Не отставала и торговля. В 1890-х годах прихожанами Успенской церкви стали братья Елисеевы, будущие создатели московского гастронома на Тверской, поселившиеся в доме № 10 в Сверчковом переулке. Главными же из местных православных купцов были шоколадные короли Абрикосовы, создавшие в Москве ее старейшую и крупнейшую отечественную кондитерскую фирму (ныне концерн «Бабаевский») – их фамильное дело у самых его истоков благословил иконой игумен Новоспасского монастыря. Глава фирмы Алексей Иванович Абрикосов, приходившийся внуком ее основателю, был не только усердным прихожанином, но и заботливым старостой Успенской церкви на протяжении долгих лет. С 1865 года он жил с очень многочисленной семьей в тех самых бывших Сверчковых палатах, проданных Абрикосовым их прежними владельцами. А позднее купил и соседний дом № 5, записав его за женой, Агриппиной Александровной, которая, кстати, будучи матерью 22 детей, основала на Миуссах родильный дом, ныне вновь носящий ее имя.
Абрикосовых называли и королями русской рекламы, у них есть чему поучиться нашим современникам. Например, в свою фирменную упаковку, в коробочки и шкатулочки, они вкладывали миниатюрные книжечки русских писателей – Пушкина, Крылова. И сладости у них были чрезвычайно высокого качества. Кондитер Абрикосов, постигший истину, что Москва – это чайная столица, обеспечил чайный стол москвичей самой разнообразной снедью: от фирменной пастилы, варенья и карамели (те самые «Гусиные лапки» и «Раковые шейки») до особо изысканного десерта – свежих ягод, глазированных в шоколаде. В 1900 году, еще при жизни главы, фирма удостоилась высшего в России коммерческого звания «Поставщик двора Его Императорского Величества». Это значило, что его продукция действительно подавалась к столу государя и на дипломатические приемы при дворе. Поставщики имели право размещать на своих фирменных этикетках, вывесках и рекламных плакатах Государственный герб и подпись о звании – это было не только высшим «знаком качества» в дореволюционной России, но и высшей формой рекламы.
Другими не менее знаменитыми прихожанами Успенской церкви были чаеторговцы Боткины, тоже успешно постигшие «чайную истину» Москвы – их фамильный дом находился в Петроверигском переулке, дом № 4. Фирма, основанная купцом Петром Кононовичем Боткиным, еще в екатерининские времена, была самым известным поставщиком китайского чая, особенно любимого в старой Москве. В середине XIX века Боткины одними из первых стали завозить диковинный индийский и цейлонский чай, который тогда только осваивали на своих плантациях англичане. Чаеторговля была главным фамильным делом Боткиных, но из их рода происходили и меценаты, и художники, и врачи. Одним из сыновей основателя фирмы был знаменитый Сергей Петрович Боткин, чье имя носит теперь известная московская больница. Долгие годы он успешно лечил в Петербурге больного М. Е. Салтыкова-Щедрина и продлил ему жизнь. А его сын, Евгений Сергеевич Боткин, последний русский лейб-медик, до конца остался верным государю Николаю II и вместе с ним принял мученическую смерть в Ипатьевском доме.
Другой известный сын чаеторговца, Петр Петрович Боткин, принявший после смерти отца фамильное дело, также был старостой Успенской церкви на Покровке и одновременно старостой кремлевского Архангельского собора, а потом и храма Христа Спасителя. Он был очень набожным, и необычным, хотя прирожденным купцом, целыми днями просиживавшим в Гостином дворе, где вел очень серьезные торговые операции. При этом богомольный купец не носил усы и бороду, что было большой редкостью в среде православного купечества. Одна из его дочерей – Надежда вышла замуж за известного художника Илью Остроухова (в чьем доме в Трубниковском переулке был устроен смотр проектов памятника Гоголю и чья художественная коллекция составила основу нынешнего иконописного отдела Государственной Третьяковской галереи). Вторая дочь – Вера стала женой Н. И. Гучкова, московского городского головы, который способствовал открытию Народного университета имени А. Л. Шанявского – эту идею многие встретили в штыки. Он был родным братом знаменитого А. И. Гучкова, лидера партии «октябристов» и военного министра Временного правительства, который в трагическом марте 1917 года вместе с В. В. Шульгиным принимал в Ставке у Николая II акт об отречении от престола.
Успенский храм на Покровке имел удивительный дар влиять на человеческие души и даже на судьбы. Говорят, что, однажды увидев его, А. В. Щусев решил стать архитектором. Имел он и судьбоносное значение для юного Д. С. Лихачева, когда он впервые приехал в Москву и случайно набрел на эту церковь. Будущий академик вспоминал позднее: «Встреча с ней меня ошеломила. Передо мной вздымалось застывшее облако бело-красных кружев… Ее легкость была такова, что вся она казалась воплощением неведомой идеи, мечтой о чем-то неслыханно прекрасном. Я жил под впечатлением этой встречи». Именно свидание с Успенской церковь подвигло его посвятить жизнь изучению древнерусской культуры. Однако трагические слова Лихачева: «Если человек равнодушен к памятникам истории своей страны – он, как правило, равнодушен и к своей стране», имели под собой историческую почву.
Трагедия века
После революции Успенская церковь действовала очень долго по московским меркам – до 1935 года. Нарком-богоборец Луначарский сам был в числе ее поклонников: именно по его инициативе в 1922 году Большой Успенский переулок был назван Потаповским в честь крепостного мастера, и вообще он хлопотал о церкви, сколько мог. Авторитет и власть Луначарского пошатнулись еще при его жизни, и маловероятно, что в дальнейшем его слово могло бы спасти этот храм, если бы он дожил до времени его уничтожения.
В ноябре 1935 года Моссовет под председательством Н. А. Булганина постановил закрыть и снести Успенскую церковь, «имея в виду острую необходимость в расширении проезда по ул. Покровке». А дальше московское предание снова, уже в последний раз, перекликается, как эхо, с Покровским собором на Красной площади: будто бы архитектор П. Д. Барановский заперся в Успенской церкви, чтобы либо уберечь ее от сноса, либо погибнуть вместе с ней, сказав: «Взрывайте со мной!» Точно такая же легенда о храме Покрова на Рву относится к 1936 году, когда Успенская церковь уже погибла. Цинизм властей не имел предела. Позорно было переименовать улицу в честь великого крепостного архитектора и снести дотла его творение, прославившее мастера.
Перед сносом провели необходимые научные работы и обмеры. Два резных наличника и фрагменты фасада передали в музей при Донском монастыре, верхний иконостас 1706 года – в Новодевичий монастырь, где он был поставлен в надвратном Преображенском храме. Зимой 1936 года Успенскую церковь снесли до основания, на ее месте образовался пресловутый скверик с березками на углу Покровки и Потаповского переулка. Долгое время там была пивная, а потом кафе. «Разве не убито в нас что-то? Разве нас не обворовали духовно?» – горько вопрошал по этому поводу академик Д. С. Лихачев. Сколько трагедии в этих строках…
Слишком велика была утрата, слишком вопиющим был факт уничтожения этой церкви – национального достояния, слишком сильна боль от ее гибели. Может быть, поэтому в наше время все чаще раздаются призывы восстановить Успенскую церковь по сохранившимся обмерам, чертежам, зарисовкам, кадрам кинохроники. Тем более что совсем недавно в одном из местных домов были обнаружены фрагменты этой церкви – остатки лестницы, часть нижнего яруса колокольни, элементы наружного декора. Считают, что приблизить восстановление храма поможет создание его общины. А воссоздания этой святыни так жаждет душа Москвы! Чаще всего Успенскую церковь как памятник истории сравнивают с Сухаревой башней или Красными воротами, но представляется, что она больше относится к таким святыням Москвы, как Иверская часовня и Казанский собор, ибо она явила всю силу православной идеи Москвы, всю ее сказочную красоту и национальный гений. Пока же то, что осталось от великой церкви, кроме руин, – лишь имя Потаповского переулка.
17 декабря в Москве пройдет презентация общественной инициативы по восстановлению храма Успения на Покровке, одного из шедевров отечественного зодчества, погибшего в 1930-е годы. Об этом начинании наш сайт . А сегодня – слово экспертам и реставраторам, которым «Хранители Наследия» задавали только два вопроса: нужно ли это делать? и можно ли это сделать?
«Силуэт и образ обогатят нынешнюю Москву»
Владимир Козлов, историк, председатель Союза краеведов России:
Даже и не знал, что есть такая инициатива… Лично я – за. Я всегда за возвращение из небытия погибших шедевров. И пусть даже это будет пресловутый «новодел», если он сделан качественно и хорошо. Смогут ли современные реставраторы и строители справиться с такой задачей? Честно говоря, уверенности нет. Но в любом случае – силуэт и сам образ погибшего храма обогатят современный город. 
«Шедевры XVI-XVII веков принципиально невосстановимы»
Владимир Киприн, исследователь исторической Москвы:
Этого ни в коем случае не нужно делать. Шедевры XVI-XVII веков принципиально невосстановимы. Там совершено другая, нежели в последующие времена, пластика стен, декора. Их нельзя воссоздать «по линейке» – получится в лучшем случае макет. Уж лучше построить новый храм – в память о прежнем. Тем более что по церкви Успения нет ни обмеров, ни фиксационных чертежей. Лучшее, что можно там сделать – это показать на местности план храма, открыть его археологические остатки, если они сохранились. А где-то по соседству устроить музей, рассказывающий о его истории. Так же я поступил бы и с церковью Николая Чудотворца «Большой Крест» на Ильинке.
Конечно, можно вспомнить о дворцах под Петербургом – но это уже XVIII век, это принципиально другая архитектура, ее можно восстановить «по линейке». К тому же там была подробная архитектурная документация, а также фотофиксация интерьеров. Можно вспомнить новгородскую церковь Спаса на Нередице - но там были хотя бы стены, сохранившиеся на треть высоты. И потом, военные жертвы – это все-таки было уже на нашей памяти, на памяти наших отцов. 
«Реставраторы должны безвылазно сидеть на таком объекте»
Елена Одинец, реставратор, главный архитектор проектов ЦНРПМ:
Нужно ли воссоздавать? Если бы речь шла о типичном памятнике XVII века, у которого сохранилось много аналогов, близких по композиции и времени строительства, ответ был бы отрицательным. Но Успение на Покровке – совершенно уникальная церковь, которая выделяется из любого ряда. Это памятник, создававший переход к стилю Нового времени, важный для понимания самой истории развития отечественной архитектуры. Может быть, ради этого и стоит попробовать.
В принципе, это воссоздание возможно, но только если его будут осуществлять очень хорошие мастера, которые могут квалифицированно выполнить и кладку, и декоративное убранство. А рядом с ними на таком объекте должны просто безвылазно сидеть специалисты-реставраторы. Вот тогда что-то может получиться. Уж больно этот храм был изысканный, столько там было тонких деталей…
Проекты восстановления разрабатывались и ранее, конечно, многие мечтают увидеть этот храм не только на фотографиях. Собственно, элементы воссоздания присутствуют при любой реставрации. Мы восстанавливали, например, главу и декор на церкви Знамения на Шереметевом дворе
, но там было проще, там были стены. А на Покровке – неизвестно, сохранились ли даже фундаменты. Не знаю, обмеряли ли храм Успения перед сносом, а для воссоздания памятника такого класса нужны очень полные и точные обмеры.
«Проблема подлинности важнее задачи воссоздания»
Владимир Седов, доктор искусствоведения, археолог:
Я эту идею не поддерживаю, никакого вопроса даже не может быть о нормальном воссоздании того, чего нет. И то, что было уничтожено так, что восстановить невозможно. Получится муляж. Идеальным в таком случае было бы обозначение храма на местности, музеефицирование основания, открытого археологами, привлечение внимания к тем деталям, которые остались и сохранились в интерьере кафе (Покровка, д.5). Для Москвы большее значение имеет проблема подлинности, чем задача воссоздания каких бы то ни было исторических зданий. 
«Уникальность воссозданию не подлежит»
Виктор Шередега, гендиректор Центра историко-градостроительных исследований (ЦИГИ):
Мое мнение на тему возможного воссоздания церкви Успения на Покровке – негативное. Во-первых, я не понимаю, зачем это в принципе нужно. Историю вспять не повернуть. Имеющиеся в нашей практике примеры воссозданий вряд ли могут считаться удачными. Во-вторых, считаю, что прямо вот так взять и воссоздать, по-простому, конечно, не получится. Это объект высочайших художественных достоинств, с уникальной белокаменной резьбой, которую невозможно воспроизвести хотя бы уже потому, что она была именно уникальна. Уникальность не подлежит воссозданию. Затем - нет никаких технических и методических возможностей, нет специалистов и мастеров, которые могли бы повторить уровень работы мастеров рубежа XVII-XVIII вв. Их нет не только у нас, но и за рубежом. Я считаю, что даже в советские времена, когда наша реставрационная школа была на пике своего развития, такое воссоздание было бы крайне сомнительным.
То, что сейчас возник новый виток интереса к этой замечательной исторической постройке – хорошо. Но что бы я предложил? Сохранились фундаменты храма и некоторые его фрагменты. Можно было бы раскрыть фундаменты, создать над ними навес или некую легкую архитектурную форму. Я имею в виду не новое строительство, а именно создание некоего выставочного пространства на месте церкви. И там можно экспонировать фотографии, находки, документы – все, что связано с храмом Успения, с его историей и памятью о замечательной церкви. 
«Место снесенного храма нужно расколдовать»
Борис Пастернак, архитектор, эксперт в области культурного наследия:
Мне кажется, что восстановление храма Успения на Покровке возможно. Именно из-за того, что снос этой церкви был знаковой утратой для московской архитектуры, одним из самых одиозных эпизодов сноса церквей 30-х годов. Поэтому и восстановление этой церкви приобретает определенное символическое значение. Тем более, что сохранился первый ярус колокольни и фрагмент лестницы на гульбище. Мы его отреставрировали в 2006 году внутри здания бывшей богадельни. Там сейчас ресторанчик, а внутри него подлинные части колокольни и парапета лестницы на гульбище
с фантастической белокаменной резьбой. Я слышал, что и фундаменты целы, значит, можно воссоздать точно на прежнем месте. Конечно, это возможно только при условии, что были обмерные материалы, что это будет не подобие или стилизация, а научное воссоздание. Эффект будет определяться тем, насколько такое масштабное и сложное воссоздание будет научно и методически аргументировано.
Интересно, что, казалось бы, прошло уже столько лет, но место, где раньше стоял храм, так и не зажило новой жизнью. Кажется, что над ним до сих пор витает эхо драматических событий 1930-х годов. На месте снесенной церкви какой-то несуразный чахлый скверик. Люди через него ходят мало, все больше по тротуару, мамы с колясками не гуляют. Его надо как-то расколдовать. Есть два адреса, которые мы, специалисты по московской архитектуре, всегда держим в голове как невосполнимые утраты, во многом исказившие облик центра города - это храм Николы Большой Крест на Ильинке и церковь Успения на Покровке. Ну еще Сухарева башня, но это гражданская, а не церковная постройка. Также необходимо учитывать и градостроительный аспект такого воссоздания. Покровка сохранилась малоэтажной, поэтому воссоздание Успенской церкви, восстановление колоколен церквей Троицы на Грязях и Восресения в Барашах обогатит перспективы улицы, восстановит визуальный диалог градостроительных доминант. 
«О храме Успения мы практически ничего точно не знаем»
Лидия Шитова, архитектор-реставратор:
Я несколько раз бывала в том здании, в котором сохранился фрагмент церкви Успения. И даже по этому крошечному остатку можно судить, насколько исторический храм был уникальным, сложным, с неповторимыми деталями. У нас нет всей необходимой полноты материалов для воссоздания столь сложного объекта. Имеющиеся чертежи и рисунки не дают исчерпывающего представления о нем. Кроме того, в основном это изображения фасадов, но ведь фасадами здание не ограничивается. В нем каждый ярус был особенным. Таким образом, источники условны, неточны и сомнительны. Я считаю, что воссоздавать столь роскошный и неповторимый храм, о котором мы практически ничего точно не знаем – это просто безобразие. Я убеждена, что такой сложности постройку сделать достоверно невозможно. Подлинные руины будут утрачены, а ничего сколь-нибудь достоверного, ценного мы не получим. Я считаю, что на месте храма должны быть проведены серьезные археологические работы. Нужно создать там некую экспозиционную площадку, включив в нее то здание, где сохраняются фрагменты подлинника. Нужно законсервировать, обработать и демонстрировать людям подлинные руины, а не сомнительное воспроизведение.
"Воссоздание храма - благородная задача. При условии целевого финансирования"
Александр Берташ, священник :
Успенская церковь - знаковое сооружение, как известно, восхитившее даже Наполеона. При условии целевого финансирования ее воссоздание - благородная задача. Если же, конечно, гипотетически представить себе выбор между тем, потратить ли имеющиеся средства на консервацию разрушающихся сельских церквей или усадеб (на мой взгляд, самая актуальная задача в вопросах охраны наследия) или построить заново храм в центре Москвы - конечно, я выбрал бы первое. Но вопрос так обычно не ставится - деньги, выделенные и потраченные, например, на воссоздание храма Христа Спасителя невозможно было бы перераспределить на реставрационные нужды. Что касается критериев, то, в первую очередь, это достоверность воспроизведения внешних форм на период перед уничтожением здания. При ограниченной иконографии, особенно интерьеров, требовать чего-то большего невозможно.
В Московской патриархии формируется список церквей, находившихся в центре города и снесенных в 1930-х годах, «которые возможно и целесообразно восстановить». Об этом стало известно после публикации на сайте благочиния Богоявленского округа Москвы циркулярного письма , разосланного благочинным Центрального викариатства.
В письме, подписанном заведующим канцелярией секретариата Центрального викариатства г. Москвы протоиереем Алексеем Муравейником, говорится, что распоряжение о подготовке этого списка отдал первый викарий Святейшего патриарха Московского и всея Руси, управляющий Центральным викариатством г. Москвы митрополит Истринский Арсений.
«Настоящим сообщаю Вам, что Высокопреосвященнейший Арсений, митрополит Истринский, первый викарий Святейшего патриарха Московского и всея Руси, управляющий Центральным викариатством г. Москвы, благословил подготовить предложения по восстановлению разрушенных храмов, которые возможно и целесообразно восстановить на территории вверенного Вашему попечению церковного округа» , - говорится в письме.
Документ также содержит сроки исполнения поручения: «Необходимые сведения следует направить рапортом на электронный адрес управления викариатства не позднее 20 июня с. г.»
Сайт «Хранители наследия» со ссылкой на неназванные источники в церковных кругах сообщает , что, возможно, о начале реализации программы восстановления утраченных храмов в центре Москвы может быть объявлено уже осенью этого года, например, в День народного единства 4 ноября - при условии согласования необходимых формальностей со всеми заинтересованными сторонами.
В сообщении отмечается, что приоритет будут иметь те храмы, которые располагались на незастроенных участках. Кроме того, проекты восстановления должны быть реалистичными с технической точки зрения. Важное значение также будет иметь фактор отсутствия городских строительных обязательств на том или ином конкретном участке.
Возвращения из небытия. Какие московские храмы могут быть восстановлены?
В феврале 2017 года сообщалось, что в Министерстве культуры обсуждался вопрос воссоздания в Москве пяти старинных храмов, полностью разрушенных в прошлом столетии.
В числе этих храмов были названы Успенский собор на Покровке, на месте которого сейчас находится сквер, храм Николы на Ильинке, церковь Фрола и Лавра на Мясницкой, церковь Похвалы Богородицы рядом с Храмом Христа Спасителя и церковь Воскресения Словущего на Остоженке.
Больше всего шансов на воссоздание у Воскресенской церкви на Остоженке . Проект его возрождения был разработан уже несколько лет назад и получил поддержку патриарха Кирилла. В этом процессе активно участвует Зачатьевский монастырь, поскольку церковь Воскресения Словущего была приписным требным храмом обители.
Церковь закрыли в 1933 году. Решение о ее сносе приняли в связи со строительством первой линии метро. На Остоженке прокладка велась открытым способом, и это стало поводом для сноса церковного здания, которое, как тогда говорили, было «тяжелым», и туннель метро мог не выдержать нагрузки. Церковь снесли в январе-феврале 1935 года.
В Музее архитектуры имени А.В. Щусева хранятся фотоснимки, на которых можно видеть церковь Воскресения Словущего в последние дни своего существования.
Фото: Котов А.Б. (CC by-sa 3.0) Наиболее значимым событием с точки зрения воссоздания архитектурного облика столицы может стать восстановление Успенского собора на Покровке .
Собор Успения Пресвятой Богородицы на Покровке называли восьмым чудом света. Эта церковь являлась символом Москвы, была любимой церковью Ф.М. Достоевского. По преданию, знаменитый советский архитектор А.В. Щусев решил выбрать эту профессию после того как увидел храм на Покровке.
В истории сохранился известный факт: когда Наполеон распорядился поджечь Москву, он приказал охранять от огня церковь на Покровке, назвав ее русским Нотр-Дамом.
Успенский собор был последним из тех, что построили в XVII веке и самым высоким сооружением на улице.
Храм разобрали в 1936 году. Спустя много лет после сноса выяснилось, что у храма и дома, который был пристроен к собору в XIX веке, одна общая стена. Сегодня в строении находится ресторан. Во время реконструкции здесь обнаружили кирпичную кладку и фрагменты резного белокаменного декора снесенной колокольни.
Храм Николы на Ильинке , также известный как «Никола Большой Крест» , был построен в конце XVII века и снесен в 1934 году. Его главный престол был освящен во имя Успения Пресвятой Богородицы, придел - во имя Николая Чудотворца. Храм являлся шедевром строгановского барокко, одним из красивейших храмов Москвы.
Эта московская церковь служила своего рода патрональным храмом для работников приказов, а позднее - судов. В храме приводили к «крестному целованию» - присяге - людей, ведущих судебные тяжбы.
Церковь Похвалы Пресвятой Богородицы в Башмаках впервые упоминается в 1475 г. Она находилась на Волхонке, на Алексеевском холме, и примечательна тем, что была единственным московским храмом в честь праздника Похвалы Богородицы.
По соседству с церковью позднее был построен храм Христа Спасителя. Церковь была разрушена в 1932 году во время расчистки строительной площадки для возведения Дворца Советов.
Ситуацию с воссозданием этого храма осложняет его расположение в одном из самых привлекательных для застройки районов Москвы. Сейчас в непосредственной близости от места, где раньше располагалась Похвальская церковь, ведется строительство элитной гостиницы площадью около 19 тыс. кв. метров.
До недавнего времени наиболее реальным казалось восстановление храма св. мучеников Флора и Лавра у Мясницких ворот . Церковь была построена не позднее XV века и находилась на Мясницкой улице напротив современного здания Почтамта - там, где сейчас асфальтированная стоянка для автомобилей близ Юшкова переулка (ныне Бобров переулок).
Воссозданию храма Флора и Лавра был посвящен целый ряд документов: постановление правительства Москвы, решение Научно-методического совета Москомнаследия, резолюция Общественного градостроительного совета при мэре Москвы, протокол Регламентного совета Москомархитектуры. Проект воссоздания получил благословение патриарха Алексия II (1921-2008).
Однако после обращения к мэру Москвы Юрию Лужкову художественного руководителя московского театра “Et cetera” Александра Калягина ситуация поменялась. А. Калягин выступил против воссоздания храма.
«Идея воссоздания храма святых мучеников Флора и Лавра в его исторических границах абсурдна»; «полнейшая нелепица, когда театр, торговый дом и церковь стоят на одном пятачке»; «в этом есть элемент богохульства: в церкви отпевают покойника, а в это время совсем рядом в театре играют комедию. С другой стороны, звон колоколов церкви, находящейся в двух метрах от театра, непременно будет мешать зрителям», - такую аргументацию использовал руководитель театра.
В результате от воссоздания храма отказались, а на его месте началось строительство новых зданий театра “Et cetera”.
Всего в XX веке в Москве, по оценкам историков, были полностью разрушены 369 храмов.
Церковь Успения на Покровке - восьмое чудо света.
Церковь Успения на Покровке (вид со двора в конце XVIII века). 29.2 x 40 cm.
Частное собрание.
Поиск по сайту: Династия - По Абрикосовским адресам
Церковь Успения на Покровке — восьмое чудо света.
Краткая история:
Деревянная церковь Успения Божией Матери
В 1656 году жители котельнической слободы выстроили себе каменную Успенскую церковь.
В 1696—1699 годы на средства московского купца И. М. Сверчкова мастером Петром Потаповым была выстроена новая церковь.Нижняя церковь, построена в 1696 году, а верхня в 1696 году.
В 1936 году
Успенская
церковь была снесена, так как
часть церковного здания выступала на проезжую часть улицы
Покровка
и мешал
а
проходу
пешеходов.
Церковь Успения, как
сооружение для своего времени грандиозное, о чем свидетельствует масштаб здания по отношению к окружающей застройке Москвы. Фигурами стаффажа усиливалась образная значимость постройки. Эта церковь в конце XVIII — начале XIX в. считалась одним из эстетических образцов русского стиля. Ее изучали В.И. Баженов, К. Растрелли, Д. Кваренги, считавшие церковь Успения шедевром русской архитектуры.
____________
В 1865 году А.И. Абрикосов приобретает бывшие палаты Сверчкова на Малом Успенском переулке и поселяется в этом доме со всей своей многочисленной семьей. У Алексея Ивановича и Агриппины Александровны Абрикосовых было 22 детей, 5 умерли в младенческом возрасте.
А.И. Абрикосов без малого девять трехлетий прослужил церковным приходским старостой церкви Успения Божией Матери, что на Покровке.
Церковный староста поверенный прихода, избираемый при каждой приходской церкви для совместного с причтом приобретения, хранения и употребления церковных денег и всякого церковного имущества, под надзором и руководством благочинного и епархиального начальства. Староста избирается прихожанами на 3 года, с согласия причта, при благочинном, и утверждается в должности епархиальным архиереем. Выбрано, по окончании трехлетия, может быть то же самое лицо, если причт, благочинный и прихожане признают это полезным, и избираемый изъявит на то свое согласие. Служба Ц. старост считается наравне со службою лиц, занимающих должности по выборам; избранные в эту должность обязаны при первом вступлении в оную принять присягу. Староста — непременный член местного церковноприходского попечительства; он может быть представляем к наградам; может носить присвоенную ему форменную одежду. Право носить ее старосты не теряют и по оставлении своей должности, если прослужили в ней 9 лет, хотя бы и не сряду, с усердием и пользою для церкви (указ св. синода 14 сент. 1873 г.). Об определении при церквах старост упоминается еще в указе Петра I (Полное Собрание Зак. 1716 г. февраля 18, 3175).Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона. — С.-Пб.: Брокгауз-Ефрон. 1890—1907.
Алексей Иванович Абрикосов , Действительный Статский Советник - выдающийся российский промышленник и предприниматель известен как создатель крупнейшего отечественного кондитерского предприятия «Товарищество А.И.Абрикосова Сыновей», продукция которого славилась на всю Россию и успешно конкурировала с иностранными производителями на многих промышленных выставках в России и за рубежом.
Продукция фирмы «Товарищество А.И.Абрикосова Сыновей» удостаивалась наград на нижегородских ярмарках в 1882 и 1896 годах, а в 1899 году «Товарищество А.И. Абрикосова Сыновей» получило почетный титул «Поставщик двора ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО Величества».
А.И. Абрикосов, являлся фактическим владельцем знаменитой чайной компании «Братья К. и С. Поповы».
Он один из основателей 2-х крупнейших российских банков - Московского Учётного банка (МУБ) (с 1870 член его правления, в 1882—1902 председатель совета) и Московского купеческого общества взаимного кредита (Банк «ОВК») (в 1875—76 член совета).
А.И. Абрикосов один из основателей известнейшего до революции Акционерного страхового общества «Якорь».
А.И. Абрикосов - крупный общественный деятель,
избирается членом ряда комитетов Министерства финансов Российской Империи: - Московского отделения Коммерческого совета (1863-1872 г.) и Московского отделения Совета торговли и мануфактур (1884 г.).
А.И. Абрикосов член Учетного и ссудного комитета Московской конторы Государственного банка Министерства финансов (1871-1873 гг).
В 1860—61 и 1863 член Московского коммерческого суда, в 1863—83 выборный от Московского купеческого общества.
А.И. Абрикосов - гласный (депутат) четырех созывов Московской Городской Думы: 1863, 1866, 1869, 1885 годов.
А.И. Абрикосов - крупнейший благотворитель - член Комитета помощи семьям убитых и раненых в русско-турецкую войну 1877—78, староста и жертвователь церкви Успения на Покровке.
Помимо коммерческой и общественной деятельности, А.И. Абрикосов почти 35 лет своей активной жизни посветил развитию и становлению среднего коммерческого образования в Москве и стоял у истоков создания системы высшего коммерческого образования в России.
За работу в Совете Московской Практической Академии коммерческих наук, находящейся в ведении Министерства финансов России и за большую общественную деятельность А.И. Абрикосов был удостоен высших Императорских наград:
Орден Святого Равноапостольного князя Владимира третьей степени;
- Ордена Святого Станислава второй и третьей степеней;
- Ордена Святой Анны второй и третьей степеней;
- Императорских медалей «За усердие».
В 1896 году А.И. Абрикосову был пожалован чин Действительного Статского Советника, дававшего право, по законам Российской империи, на потомственное дворянство.
Церковь Успения Божией Матери, что на Покровке. 1882 год
Покровка, одна из старейших улиц Москвы, стала московским феноменом по числу стоявших на ней церквей, и это, не считая переулков. Имя она получила от Покровского храма, основанного в XIV веке на месте дома N 2 по Маросейке и упраздненного в конце XVIII столетия. В старину Покровка была единой улицей, и только когда здесь образовалось Украинское подворье, отрезок Покровки от Ильинских ворот до Армянского (Столповского) переулка стали именовать Маросейкой.
Из воспоминаний Хрисанфа Абрикосова. "
Семейная хроника», 1940г.
"Приходская церковь, церковным старостой у которой бессменно был мой дедушка (Алексей Иванович Абрикосов), и которую мы называли «Наша церковь»,
находилась сейчас же за садом при доме, в котором мы (семья его старшего сына) жили, и из сада через калитку и церковный двор мимо домиков причта вела дорожка в церковь. Идя здесь, трудно было представить, что находишься в центре Москвы...
Дом А.И. Абрикосова, современный вид. Сверчков переулок (б. Малый Успенский).
За домом в старину распологался сад, о котором пишет Х.Абрикосов.
Фото из сада дома А.И. Абрикосова 1896 год.
Видны купол и колокольня церкви Успения на Покровке.
...Низкая сводчатая зимняя церковь Успения на Покровке полна народа, сотни свечей горят перед иконами в золоченых ризах, все паникадила зажжены. У свечного ящика, направо от входа стоит дедушка. Свечами он не торгует, это делает его помощник Николай Иванович, который совмещает должность церковного подстаросты с должностью управляющего всеми дедушкиными домами. Он одет в длиннополом черном суконном русском сюртуке. Его седая голова лоснится от лампадного масла, которым оно бильно смазывает свои волосы. Торговля свечами идет бойко. Несколько поодаль стоит дедушка, за ним буковый стул, на который он иногда присаживается.
Некоторые песнопения дедушка подтягивает хору, стоящему на правом клиросе. Входящие в церковь прихожане отвешивают поклон дедушке, он всем приветливо отвечает, продолжая следить за церковной службой.
«Господи помилуй, Господи. . . - подпевает хору дедушка и в тоже время в сторону Николая Ивановича - почему же отдушинки к празднику не почистили? . . . помилуй. . .», - заканчивает дедушка.
Алексей Иванович Абрикосов, приходской староста церкви Успения на Покровке
В средней части церкви в левом углу отгорожено ясеневой балюстрадой особое место для семьи дедушки. Стена за балюстрадой обита красным сукном с откидными сиденьями. Слышен шорох в церкви, это приехала бабушка, две богаделки (богадельню для старух, которые убирают церковь, содержит на свои средства бабушка), бегут вперед и открывают калитку в ясеневой балюстраде.
Бабушка останавливается на пороге церкви, крестится большим крестом рукой, пальцы которой все покрыты перстянями, отвешивает 3 поясных поклона и идет на свое место. Рядом с ней стоит или ее старшая дочь или наша мать, старшая невестка. Балюстрада переполнена детьми и внучатами, так что тесно стоять. Бабушка без умолку шепчется с дочерью, она вообще очень любит поговорить, а семейные новости не требуют отсрочки.
Агриппина Александровна Абрикосова
Мама отодвигается незаметно подальше и становится в амбразуру окна и посылает нас детей вперед. Мы становимся около самой солеи. Лики святых, смотрящих на нас, так нам знакомы. Вот этот старичок, любимый сестрой Верочкой, а это мой любимый. Я заглядываю через открытые царские двери в алтарь. Там ходит в облаках фимиама священник, отец Илья, старенький старичек, такой хороший, но строгий на исповеди; и средних лет диакон с курчавой шевелюрой. Будучи совсем маленьким, я думал, это ходят Бог и Христос.
Великий выход. . . мы падаем ниц и, повернув голову в бок следим за священником и диаконом. Вдруг кто-то меня толкает. Это Николай Иванович с блюдом идет собирать по церкви, он дает мне кружку и велит идти за ним. Я рад походить, рассеяться. «Что же ты не кланяешься - говорит мне Николай Иванович - когда кладут тебе в кружку, надо кланяться, благодарить».
«Молодец, молодец - говорит дедушка - трудись на церковь, ты слышал, как диакон на ектенье возглашает: «О трудящихся, поющих и предстоящих людях Господу помолимся» - это он и за тебя молится». Я чувствую большое удовлетворение и прошу Николая Ивановича всегда давать мне кружку.
Церковь Успения на Покровке. Вид со стороны дома А.И. Абрикосова.
(Фото возможно сделано незадолго до сноса храма).
Мы начинаем тяготиться хождением в церковь, но приходится, этого требует дедушка. Гимназистами мы, приходя вначале церковной службы в церковь, подходим здороваться с дедушкой, а потом через несколько времени стараемся выскользнуть из церкви и, незамеченные, погулять по улицам и в конце службы снова показаться в церкви. Но дедушка нас, своих внуков, в обиду не дает. Раз как-то приходим на Пасху поздравить дедушку с праздником, он сидит с о. Ильей.
«Мало в церковь ходите, - обращается к нам о. Илья, - даже и дорожка от калитки вашей заросла».
«Это уж дворники виноваты» - ответил ему дедушка...."
Слово в день погребения Алексея Ивановича Абрикосова Москва, 1904 г. "...Поселившись в приходе нашем более тридцати лет тому назад, он тотчас же явился добрым и благочестивым прихожанином нашего храма. Он любил его, молился в нем, входил во все нужды храма, знал все, в чем он нуждался, он благотворил нашему храму неоскудно, не ведя счета своих благотворений. Его расположенность к храму сопровождалась не меньшею расположенностью и к служащим Богу в храме Его. Его светлый ум и христианское чувство подсказывали ему, что храм без служащих в нем не действителен, и он с уважением относился к служащим в храме. Самые добрые, самые искренние отношения всегда были между приходом, причтом и церковным старостою, служившим в этой должности без малого девять трехлетий. Проницательный и опытный, он всегда находил путь к выходу из всяких недоразумений, неизбежных в жизни причта и прихода...."
(
)
Покровка, 1910 год
Деревянная церковь Успения Пресвятой Богородицы на Петровке известна с 1511 года. По ней прилегающие переулки были названы Большим и Малым Успенским (в наше время соответственно Потаповский и Сверчков).
И только в 1656 году вместо деревянной церкви была построена каменная Успенская церковь.
В 1696—1699 годы на средства московского купца Ивана Сверчкова мастером Петром Потаповым была выстроена новая церковь.Нижняя церковь, как видно на имеющейся в ней надписи, построена в 1696 году, а верхняя, как видно из надписи на свитке при входе в нее, с западной стороны, на колонне: «Лета 7214 (1696) октября 25 дня. Дела рук человеческих делал именем Петрушка Потапов».
Н ов ая каменн ая Успенская церковь получила прозвище " В осьмо е чуд о света".Одна из «самых московских церквей», ставшая жемчужиной московского барокко и высшим образцом этого архитектурного стиля, имела сложное устройство.
На первом ярусе была освящена нижняя церковь во имя святителя Петра Московского с приделом Р ождества Иоанна Предтечи , по именинам храмоздателя Ивана Сверчкова.
В 1699 году выстроили верхнюю, собственно Успенскую церковь. У этого храма было 13 глав, символизировавших Господа Иисуса Христа и Его 12 апостолов. Колокольня, которая соединялась с церковью папертью, была столь величественной, что её можно было принять за самостоятельную шатровую церковь, «иже под колоколы». Удивительной была и игра белопенного, снежного кружева декора с огненно-красным храмом. Успенский храм представал громадой составленных церквей, летящих в небеса, но вместе с тем стройным, как архитектурная поэма.
На портале церкви Успения была вырезана надпись «Дело рук человеческих».
Церковь осталась обыкновенной приходской, но в то же время почётно «домовой», второе крыльцо храма с парадной лестницей вело в сад, окружавший дом Сверчкова (в последствии дом А.И. Абрикосова. См. воспоминания Х. Абрикосова), и таким образом у хозяина имелся собственный отдельный вход.
У церкви была очень высокая лестница и высокое гульбище - открытая площадка-галерея перед входом в храм. Каждый молящийся поднимался по лестнице на гульбище и, прежде чем переступить порог храма Божия, обозревал открывавшуюся с этой высоты панораму: так создавалось чувство вознесённости, оторванности от земли, располагающее к молитвенному настроению. Возвысить душу и мысль человеческую от мира сего, устремить её к небесам - к тому же призывала причудливая, неземная красота Успенской церкви, символизировавшая красоту Божественного творения.
Академик Дмитрий Сергеевич Лихачёв отмечал, что церковь надо было видеть именно в окружении «низких обыденных зданий».
Более того, по версии учёных эта гигантская церковь знаменовала собой один из семи священных холмов Москвы, подобно тому, как колокольня Ивана Великого венчала главный - Боровицкий холм.
Довольно близкая к Кремлю, Успенская церковь почти сразу же после возведения, в первой половине XVIII века, была в числе других
определена к слушанию соборного благовеста.
Тогда действовало ещё патриаршее постановление: в городских церквях не начинать благовеста прежде соборного, чтобы в звоне колоколов не было разнобоя и неблагочестия. В Москве соборный благовест был в Успенской звоннице в Кремле с колокольней Ивана Великого, и следовало не начинать благовест прежде или позже, чем зазвонит кремлевская звонница. (В случае престольного праздника храма его духовенству следовало получать благословение митрополита на ранний благовест с записью в приказе церковных дел.) Для лучшего соблюдения этого правила, поскольку многие храмы Москвы были отдалены от Кремля и не слышали соборный благовест, создали своеобразный церковный «телеграф». Велено было
«слушать звон»
при определённых, назначенных к тому центральных церквях, в которых слышали благовест из Кремля и начинали звонить вместе с ним, и уже по их звону начинали звонить остальные церкви.
Наряду со Сретенским монастырём и храмом Николы Явленного на Арбате в обширный список «благовестных» церквей Москвы попала и Успенская церковь на Покровке. Ответственность была колоссальной, а оплошавших священников, пропустивших соборный благовест, не только штрафовали, но и лишали сана.
Фото 1883 года. Угол Покровки и Большого Успенского переулка.
Церковь стала блистательным итогом развития русской архитектуры, так и предтечей грядущих архитектурных эпох.
Только очень редкая, уникальная, если не единственная церковь могла сравниваться с Покровским собором. В один ряд с ним Успенскую церковь изначально поставил
Василий Баженов
(1737-1799)
,
считавший её не только одним из красивейших зданий в Москве, но и творением «ярко национальным».
Для архитектора
К.
Растрелли
(1700-1771)
, величайшего мастера барокко, она стала целым творческим вдохновением: именно её он взял за образец для своего Смольного собора в Петербурге, «наиболее русского» из всех произведений Растрелли, по выражению И. Э. Грабаря.
Архитектор и живописец
Джакомо Кваренги (1744-1817)
так же восхищался красотой Успенской церкви.
И. Баженов, К. Растрелли, Д. Кваренги, считали церковь Успения шедевром русской архитектуры.
Церковь Успения. Рисунок Джакомо Кваренги.
Даже Наполеон был потрясён церковью Успения на Покровке и, по легенде, поставил особый караул охранять её от пожара и мародеров. Впрочем, другая легенда гласит, что он приказал разобрать её по кирпичику и перенести в Париж.
Нетрудно заметить здесь ещё одну параллель с храмом Покрова на Рву: ведь именно его Наполеон якобы хотел перенести в Париж и приказал взорвать его, когда эта задумка технически не удалась. Есть ещё сказание, будто наполеоновский маршал (вероятно Мортье, что занял дом графини Разумовской в начале Маросейки), увидев церковь, воскликнул: «О! русский Нотр-Дам!» Другое предание приписывает это восклицание самому Наполеону. Так или иначе, храм от пожара 1812 года поистине чудом не пострадал.
Фото 1900 года
Это была и любимая московская церковь Ф. М. Достоевского (1821-1881) . Его жена вспоминала, что, бывая в Москве, он возил её, «коренную петербуржку», посмотреть на эту церковь, потому что чрезвычайно ценил её архитектуру. И бывая в Москве один, Достоевский всегда ехал на Покровку помолиться в Успенской церкви и полюбоваться на неё. Он заранее останавливал извозчика и шёл к ней пешком, чтобы по пути рассмотреть храм во всей красе. Отношения с Москвой у Достоевского были глубокие и личные: писатель родился в ней, впитал здесь «русский дух» и отсюда переносил церковное и национальное начало в свои произведения. Москва для него была городом церквей и колокольного звона.
Иконостас церкви Успения на Покровке 1706 года. Фото конца 19 века.
Прихожане
У Успенской церкви были известные прихожане. Первыми в их числе следует назвать знаменитых Пашковых, живших на Покровке, - тех самых, чьи родственники имели роскошный замок на Моховой. Их предок, выходец из Польши, Григорий Пашкевич приехал в Россию на службу к Ивану Грозному, и с тех пор их фамилия значилась как Пашковы. Один из них, Истома Пашков, был участником тульского дворянского ополчения в войске бунтаря Ивана Болотникова и потом перешёл на сторону царя Василия Шуйского. Другой Пашков, Егор Иванович, был денщиком Петра I, и его сын П. Е. Пашков построил легендарный дворец на Моховой, известный как дом Пашкова.
Кадоль Огюст (1782-1846) «Церковь Успения на Покровке» 1820-е гг.
Бумага, литография 35,3 х 26 см.
Возможно А.С. Пушкин видел такой церковь Успения на Покровке.
В доме у Пашковых бывал и Пушкин: на масленицу в 1831 году преисполненный счастья он приехал сюда с молодой женой кататься в санях на гулянии, устроенном хозяевами дома.
Кроме Пашковых, именитыми прихожанами Успенской церкви были
князья Щербатовы
, владевшие усадьбой в Малом Успенском переулке.
Не отставали и торговые люди. В 1890-х годах прихожанами Успенской церкви стали братья Елисеевы, будущие создатели московского гастронома на Тверской, поселившиеся в доме № 10 по Малому Успенскому переулку.
Церковь Успения. Литография середины 19 века.
Главными же прихожанами с середины 19 века и до Октябрьской революции были Абрикосовы,
создавшие в Москве её старейшую и крупнейшую отечественную кондитерскую фирму "Товарищество А.И. Абрикосова Сыновей».
Фамильное дело у самых его истоков благословил иконой игумен Новоспасского монастыря.
Алексей Иванович Абрикосов, был не только усердным прихожанином, но и заботливым старостой Успенской церкви на протяжении долгих
27
лет.
Не менее знаменитыми прихожанами Успенской церкви были чаеторговцы Боткины, Одним из сыновей основателя фирмы был знаменитый Сергей Петрович Боткин, чьё имя носит теперь известная московская больница. А его сын, Евгений Сергеевич Боткин, последний русский лейб-медик, до конца остался верным государю Николаю II и вместе с ним принял мученическую смерть в Ипатьевском доме.
Другой известный сын чаеторговца, Пётр Петрович Боткин, принявший после смерти отца фамильное дело, также был старостой Успенской церкви на Покровке и одновременно старостой кремлёвского Архангельского собора, а потом и храма Христа Спасителя.
Покровка. 1913 год
После революции Успенская церковь действовала очень долго по московским меркам - до 1935 года. Нарком-богоборец Луначарский сам был в числе её поклонников: именно по его инициативе в 1922 году Большой Успенский переулок был назван Потаповским в честь крепостного мастера, и вообще он хлопотал о церкви, сколько мог.
В ноябре 1935 года Моссовет под председательством Н. А. Булганина постановил закрыть и снести Успенскую церковь, «имея в виду острую необходимость в расширении проезда по ул. Покровке».
Церкрвь Успения на Покровке.
Одна из последних фоторгафий. 1935 год
Два резных наличника и фрагменты фасада передали в музей при Донском монастыре, верхний иконостас 1706 года - в Новодевичий монастырь.
Донской монастырь. Часть парадной лестницы церкви Успения. 1982 год.
Из фрагментов иконостаса 1706 года был собран иконостас и киоты в монастырской Успенской церкви. Фото 2010 года.
Зимой 1936 года Успенскую церковь снесли до основания, на её месте образовался пресловутый скверик с берёзками на углу Покровки и Потаповского переулка.
____________________
В запасниках Исторического музея сегодня хранится большое количество икон из храма Успения Божией Матери, что на Покровке.
По материалам истории семьи Абрикосовых и исторических исследований Елены Лебедевой.
Иконостас церкви Успения на Покровке в Новодевичьем монастыре.
http://hitrovka.livejournal.com/371844.html
Пресловутый скверик.
Угол Покровки и Потаповского переулка.
На месте Храма Успения Божией Матери на Покровке - восьмого чуда света
Андрей Абрикосов.
Октябрь 2011 года.
E-mail: [email protected]
Одна из фотографий в этом посте была подписана так: Вид на церковь Успения Пресвятой Богородицы на Покровской улице (построена в 1695-1706 гг). Москва. Вот эта фотография:
А комментарий к ней Фото 15 и 16 упоминают Покровскую ул., не подскажите где это?
Разумеется, я не мог не ответить:
Марина!
Здесь очевидная ошибка в подписи к фотографиям, сделанная самим И. Ф. Барщевским, которую я не стал исправлять (как видимо, зря).
Дело в том, что имеется в виду не Покровская улица, а улица Покровка (в 1940-1992 гг. ул. Чернышевского). Это видно по фото №16.
Впрочем, я вполне допускаю, что Покровку в начале ХХ века вполне могли называть и Покровской улицей, поскольку она получила свое название именно от церкви Покрова Пресвятой Богородицы (фото №15).
Ну а нынешняя Покровская улица находится на самой окраине Москвы (в районах Косино-Ухтомское и Некрасовка ЮВАО), которые, конечно же, не имеют никакого отношения к изображенным на данных снимках храмам.
Так стало понятно, что в московской топонимике далеко не все хорошо (хотя, это было очевидно и раньше). Впрочем, в данной статье речь идет не столько о топонимике, сколько о храме, которого, увы, уже нет.
Улица Покровка, по сути, являлась продолжением Ильинки, но еще в
XVI
в. здесь был лес, через который проходила дорога, в начале которой располагался Покровский великокняжеский монастырь. Только в
XVII
в. вдоль этой дороги стали селиться представители московской знати.
На Покровке были и ремесленные слободы «котельников» и «колпачников». Один из таких «колпачников», Иван Сверчков, пожертвовал весьма значительные средства на строительство храма Успения Пресвятой Богородицы (далее - Успенская церковь), сооруженного архитектором Петром Потаповым.
Успенский храм. Литография О.Кадоля 1825 года.
Этим храмом восхищались многие.
Знаменитый Василий Баженов считал его одним из красивейших в Москве и «ярко национальным» творением.
Он сравнивал Успенскую церковь с
храмом Климента папы Римского
в Замоскворечье (Климентьеский переулок):
И даже с собором Покрова на Рву , более известным как собор Василия Блаженного.
По мнению ряда специалистов, именно Успенская церковь на Покровке вдохновила
Варфоломея Растрелли
на
создание Смольного собора
в Петербурге, который, как считал И. Грабарь
, стал «наиболее русским» из всех произведений этого великого архитектора.
Существует легенда, что даже Наполеон был настолько восхищен этим храмом, что во время своего пребывания в охваченной пожарами Москве, оккупированной его армией, распорядился выставить особый караул, чтобы спасти его от огня и мародеров.
Возвращение Наполеона в Кремль из Петровского дворца. В. В. Верещагин:
Впрочем, в эту легенду, не подтвержденную никакими источниками, мне не слишком верится. Иначе как можно объяснить приказ Наполеона о взрыве Московского кремля?
И вообще, я не верю в благородство оккупантов, когда речь идет о европейцах в России (сравните с тем, как вели себя русские в оккупированном ими в 1814 году Париже, тогда поймете, что я имею в виду).
Нарком просвещения
Анатолий Васильевич Луначарский
, при всем его большевизме, хотя и небезусловном, отделял архитектурные шедевры от их религиозной составляющей (тот факт, что он окончил Цюрихский университет, не мог не сыграть свою роль, конечно же).
Характерена для понимания личности Луначарского его реакция на обстрел большевиками исторических памятников Москвы в ходе вооруженного восстания 1917 г.,
когда он подал в отставку с поста наркома, написав соответствующее весьма эмоциональное заявление в Совнарком: "Я только что услышал от очевидцев то, что произошло в Москве. Собор Василия Блаженного, Успенский собор разрушаются. Кремль, где собраны сейчас все важнейшие сокровища Петрограда и Москвы, бомбардируется. Жертв тысячи. Борьба ожесточается до звериной злобы. Что ещё будет. Куда идти дальше. Вынести этого я не могу. Моя мера переполнена. Остановить этот ужас я бессилен. Работать под гнетом этих мыслей, сводящих с ума, нельзя. Я сознаю всю тяжесть этого решения. Но я не могу больше."
Впрочем, в СНК отставку Луначарского сочли неуместной, и он будучи верным партийной дисциплине, оттозвал свое заявление.
Шарж на Анатолия Луначарского, Альберт Энгстрём, 1923 г.:
Ленин и Луначарский обходят строй почётного караула, направляясь к месту закладки памятника
«Освобождённый труд» на Пречистенской набережной. 1920 г., 1 мая. Москва.Фотограф: Савельев А.И.:
Именно по инициативе А. В. Луначарского в 1922 г. переулки возле Успенской церкви получили названия в честь зодчего и купца (!), на средства которого она была построена: Потаповский и Сверчковский (Сверчков).
Авторитет А. В. Луначарского смог способствовать сохранению этого памятника лишь на некоторое время. Тем более, что он уже в 1929 г. был смещен с поста наркома, а в 1933 г., будучи назначенным полпредом СССР в Испании, умер во французском Ментоне, так и не добравшись до места своей дипломатической службы.
В ноябре 1935 г. Моссовет под председательством Н. А. Булганина принял решение о закрытии Успенской церкви и последующем ее сносе для расширения Покровки. В начале 1936 года этот уникальный памятник архитектуры «московского барокко» («нарышкинского барокко») был снесен.
Нам теперь остались лишь фотографии и рисунки этого храма :
Церковь Успения на Покровке. Рисунок Джакомо Кваренги :
Церковь Успения на Покровке. Рисунок А. Вейса, 1845 г. :
Успенский храм, 1883 год:
Вид местности, прилегающей к церкви, 1882 год, фото из альбома
Архитекторы - реставраторы, среди которых был и Петр Барановский ,
совершенно невероятно как сумели снять образцы белокаменных деталей храма, ныне хранящиеся в
Донском монастыре.
Возвращаясь к теме московской топонимики, хотелось бы заметить, что неслучайно многие путают "Покровку" с "Покровской", а "Рождественку" с "Рождественской". Такие по-сути дублирования ничего кроме путаницы не вносят. Особенно если учесть, что Покровка и Рождественка - исторические улицы в самом центре Москвы, а их "двойники" - две соседних улицы на самой её окраине, где основной достопримечательностью является вот такой храм Покрова Пресвятой Богородицы:
