Иларион (Троицкий). Священномученик Иларион (Троицкий) (1886

(13(25).09.1886–28.12.1929)

Священномученик Иларион, в миру Владимир Троицкий, родился 13 сентября 1886 года в семье сельского священника Алексея Троицкого. Отец будущего архиепископа служил в селе Липицы Каширского уезда Московской губернии. Кроме Владимира в семье было еще два младших сына - Димитрий и Алексей, а также две дочери, которых звали Ольга и София. Троицкие были родом потомственных священников. О деде Владимира, отце Петре, сохранились сведения как о человеке редкой образованности; среди народа он пользовался великим авторитетом и любовью. Димитрий, средний из братьев, впоследствии принял монашеский постриг с именем Даниил и стал епископом Брянским. Самый младший, Алексей, также избравший для себя стезю священника, сделался преемником своего отца по служению в Липицах. При большевиках он был репрессирован и погиб в лагере.

Без Его воли шуга не отпустит.

Сторожко вслушивались в ночные шорохи моря, буравили глазами нависшую над ним тьму. Еще шептали. Еще молились.

Но лишь тогда, когда солнце разогнало стену прибрежного тумана, увидели возвращавшуюся лодку и в ней не четырех, а девять человек.

И тогда все, кто был на пристани - монахи, каторжники, охранники, - все без различия, крестясь, опустились на колени.

Истинное чудо! Спас Господь!

Спас Господь! - сказал и владыка Иларион, вытаскивая из карбаса окончательно обессилевшего Сухова.

«Пропели полунощницу. Архиепископ Иларион благословил заутреню.

«Да воскреснет Бог , и расточатся врази Его…» - не сказал, а прошептал, всматриваясь в ночную мглу, владыка Иларион. Мы запели «Христос воскресе!» Плакать или смеяться от радости? - думал я».

В лагере владыка пользовался великим почетом. Многие видели в нем духовного отца; а в отношении душ, уже отравленных неверием, он был миссионером. Авторитет святителя был так высок, что вскоре сведения о его лагерной деятельности дошли до эмиграции. И благодаря, в частности, ему Соловецкий лагерь в 20-х годах был своеобразным духовным очагом, возле которого многие нашли спасение.

«Записка» имела целью разработать основы для сосуществования Церкви и государственной власти в тех условиях, когда их духовные принципы противоположны, несовместимы; она продолжала линию церковной политики, которую вел Патриарх Тихон. Составители «Записки» заявили о систематических гонениях на Церковь в Советском Союзе и обличили неправду обновленчества. Они призвали к последовательному проведению в жизнь закона об отделении Церкви от государства; речь шла, в сущности, о желании Церкви действовать без опеки государственных чиновников.

В конце лета 1925 года святителя внезапно перевели из Соловков в ярославскую тюрьму. Это было сделано ради того, чтобы склонить священномученика к присоединению к новому обновленческому расколу - григорьевщине. В разговоре с агентом ГПУ святитель решительно отверг это предложение. «Я скорее сгнию в тюрьме, но своему направлению не изменю», - говорил он своему соузнику, обновленческому «епископу» Гервасию. Через год святителю дали новый трехлетний срок. Основанием для этого было сделано «разглашение» святителем среди заключенных содержания его разговора с агентом.

Весной 1926 года святитель вновь оказывается на Соловках. По-прежнему судьба Церкви занимает все его помыслы. В условиях враждебного окружения Церковь могла устоять, лишь сохраняя единство и добившись легализации. Поэтому после выхода в свет декларации Митрополита Сергия от 16/29 июля 1927 года святитель поддержал ее позицию. Вот как свидетельствует об этом митрополит Мануил (Лемешевский): «В ноябре 1927 года некоторые из соловецких епископов начали было колебаться в связи с иосифлянским расколом. Архиепископ Иларион сумел собрать до пятнадцати епископов в келии архимандрита Феофана, где все единодушно постановили сохранять верность Православной Церкви, возглавляемой Митрополитом Сергием. «Никакого раскола! - возгласил архиепископ Иларион. - Что бы нам ни стали говорить, будем смотреть на это как на провокацию!»"

Ленинградский митрополит Серафим (Чичагов) добился у властей разрешения похоронить святителя в соответствии с его саном. Когда ближайшие родственники и друзья увидели его тело, святителя с трудом узнали: годы лагерей и тюрем превратили молодого, цветущего человека в седого старика. Похоронен священномученик был на кладбище Новодевичьего монастыря у Московской заставы.

В 1999 году состоялось обретение мощей владыки Илариона и перенесение их в Москву, в Сретенский монастырь.

Тропарь священномученику Илариону (Троицкому), глас 4

Воине Христов Иларионе, славо и похвало Церкви Русския, пред гибнущим миром Христа исповедал еси, кровьми твоими Церковь утвердися, разум Божественный стяжал еси, людям верным возглашаше: без Церкви несть спасения.

Кондак священномученику Илариону (Троицкому), глас 6

Иларионе, священномучениче Христов, служителей грядущаго антихриста не убоялся еси, Христа мужески исповедал еси, за Церковь Божию живот твой положи. Красо новомученик Российских,Руси святыя похвало, ты Церкве нашея слава и утверждение.

Величание

Величаем тя, Святый священномучениче Иларионе, и чтим честная страдания твоя, яже за Христа претерпел еси.

Житие приводится по журналу: Московские епархиальные ведомости. 1999. №5-6. С. 46-56.

(1886-09-25 )
село Липицы , Каширский уезд , Тульская губерния

Архиепи́скоп Иларио́н (в миру Владимир Алексеевич Троицкий ; 13 (25) сентября , село Липицы , Каширский уезд , Тульская губерния , ныне Серпуховского района Московской области - 28 декабря , Ленинград) - епископ Русской Православной Церкви , архиепископ Верейский . Выдающийся русский богослов, проповедник, духовный писатель.

Энциклопедичный YouTube

1 / 4

✪ Жертвенное служение священномученика Илариона

✪ Священномученик архиепископ Илларион Троицкий. Христианства нет без церкви

✪ Соловецкие Новомученики 5/5

✪ Божественная литургия. Священномученик Иларион 28 12 2017 Сретенский монастырь. Афанасий (Дерюгин)

Субтитры

Биография

Родился 13 (25) сентября 1886 года в селе Липицы Каширского уезда Тульской губернии (ныне Серпуховского района Московской области) в семье священника . Осознавал себя русским православным человеком, потомком древнего славянского племени вятичей .

Рано изучил церковнославянский язык, в возрасте пяти лет уже читал в храме часы и шестопсалмие .

В одном из своих сочинений в самых тёплых словах рассказывает о своей родине:

С детства привык я <…> видеть такую именно картину на своей родине, на берегах родной Оки. Выйдешь у нас в Липицах на горку позади села, посмотришь на долину Оки, - вёрст на сорок видно вдаль. Только в ближайших деревнях своего и соседнего прихода разбираешь отдельные дома, а дальше заметны лишь здания Божиих храмов: красная тешиловская церковь, белая церковь в Лужках, в Пущине, в Тульчине, а на горизонте в тумане высятся каширские колокольни… Приедешь бывало домой на Пасху. Выйдешь к реке… И слышишь по воде со всех сторон радостный пасхальный трезвон во славу Христа Воскресшего: и с нашего тульского берега, и с московского несётся звон, будто две церкви, две епархии сливаются в одном торжественном гимне. Ярко и ласково светит весеннее солнышко, шумно бегут по канавам мутные потоки, важно расхаживают по земле грачи, вся земля будто проснулась и начала дышать, зеленеет уже травка. Оживает природа и смиренный народ справляет праздник Воскресения. Слышишь бывало, как несется над рекой пасхальный звон, - будто волны новой жизни вливаются в душу, слезы навертываются на глазах. Долго и молча стоишь зачарованный .

За время учёбы был удостоен премии Московского митрополита Макария за лучшее семестровое сочинение и премии митрополита Московского Иосифа за лучшую кандидатскую работу.

Окончил МДА в 1910 году со степенью кандидата богословия за сочинение «История догмата о Церкви». Был лучшим по успеваемости студентом за последние 50 лет существования Академии .

С 1911 года преподавал в академии Священное Писание Нового Завета.

Участие в Поместном соборе

Был активным сторонником возрождения Патриаршества. В октябре 1917 года в лекции в Московской духовной академии говорил: «Теперь наступает такое время, что венец патриарший будет венцом не „царским“, а скорее, венцом мученика и исповедника, которому предстоит самоотверженно руководить кораблём Церкви в его плавании по бурным волнам моря житейского».

Весной 1919 года в течение приблизительно трёх месяцев находился в заключении в Бутырской тюрьме . Своим близким писал из тюрьмы: «В камере собралось у нас три профессора. Читаем время от времени лекции; прошли курс стенографии. Прямо считаю нужным сказать, что эти два месяца прожил я не без пользы, и даже интереснее, чем жил вне тюрьмы» .

всем отделяющимся, я до крайней степени не сочувствую. Считаю их дело совершенно неосновательным, вздорным и крайне вредным. Не напрасно каноны 13-15 Двукр. Собора определяют черту, после которой отделение даже похвально, а до этой черты отделение есть церковное преступление. А по условиям текущего момента преступление весьма тяжкое. То или другое административное распоряжение, хотя и явно ошибочное, вовсе не есть «казус белли». Точно так же и все касающееся внешнего права Церкви (т. е. касающееся отношения к государственной политике и под.) никогда не должно быть предметом раздора. Я ровно ничего не вижу в действиях митр. Сергия и Синода его, чтобы превосходило меру снисхождения или терпения. Ну, а возьмите деятельность, хотя бы Синода с 1721 по 1917 г. Там, пожалуй, было больше сомнительного, и, однако ведь, не отделялись.

Смерть, похороны

Был отправлен в Среднюю Азию по этапу - от одной пересылочной тюрьмы к другой. В дороге заразился сыпным тифом , вспыхнувшим среди заключённых. Без вещей (в пути его обокрали), в одном рубище, кишащем насекомыми, в горячке его привезли в Ленинград и поместили в тюрьму. Через день тяжело больной владыка был отправлен в больницу (куда был вынужден идти пешком), где скончался через несколько дней. В бреду говорил: «Вот теперь я совсем свободен!» Врач, присутствовавший при его кончине, был свидетелем того, как владыка благодарил Бога, радуясь близкой встрече с Ним.

Ленинградский митрополит Серафим (Чичагов) добился у властей разрешения похоронить святителя в соответствии с его саном. Когда ближайшие родственники и друзья увидели его тело, святителя с трудом узнали: годы лагерей и тюрем превратили молодого, цветущего человека в седого старика. Похоронен священномученик был в Ленинграде на кладбище Новодевичьего монастыря у Московской заставы, в 1990-е годы его могила была местом почитания.

архиепископ Верейский

Дни памяти 15 (28) декабря, 27 апреля (10 мая) - прославление; Собор Санкт- Петербургских святых - третья неделя по Пятидесятнице; Собор Московских святых - Неделя перед 26 августа Храмы Новодевичий монастырь

Жизнь семейства Троицких отличалась патриархальной строгостью и неукоснительным следованием православным обычаям. Супруга отца Алексея умерла рано; воспитанием детей после ее смерти занималась ее незамужняя сестра - учительница приходской школы. Нередко ей приходилось брать Володю с собой на уроки читать. А поскольку с раннего детства он все церковные службы проводил на клиросе, он овладел и славянским языком. Будучи пяти лет, он уже читал в храме часы и шестопсалмие.

Дух будущего борца за Церковь, богослова и мученика святителя Илариона воспитывался в благодатной среде сельского храма; дружная православная семья заложила в нем основы того душевного здоровья, которое помогло ему выстоять в нечеловеческих условиях советских тюрем лагерей. Мальчик рос в атмосфере не только благочестия, но и красоты. Прекрасные и величественные картины природы прививали его душе стремление к преображенному, восстановленному до своего райского состояния миру. Православный дух святителя Илариона отличался не только силой и крепостью, но одновременно утонченностью, изяществом, добротой и красотой. Устремленность к святости, пронизывающая его богословские сочинения, неотделима от стремления к высшей красоте.

Пожалуй, самой яркой чертой будущего святителя в детстве была жажда знания, желание учиться. Когда ему было пять лет, он задумал идти на учебу в Москву. Прихватив с собой букварь, мальчик взял за руку трехлетнего братишку, и, никому ничего не сказав, они пошли по дороге в направлении Москвы. Спустя некоторое время в доме обнаружили исчезновение детей. От волнения мать потеряла сознание; отец Алексей же запряг в телегу лошадь и помчался на поиски. С людской помощью отец Алексей через несколько часов нагнал сыновей. На упреки родителя будущий архиепископ серьезно ответил: «Папа, не расстраивайся! А как же Ломоносов? Ведь он пешком пошел в Москву - и я тоже решил идти учиться!»

Когда Владимиру пришло время учиться, он с блеском прошел это поприще. Святитель Иларион Троицкий, один из крупнейших представителей русского академического богословия XX века, получил превосходное духовное образование. Вот его основные вехи. 1900 год - окончание Тульского духовного училища, 1906 - завершение с отличием курса Тульской духовной семинарии и поступление в Московскую духовную академию. В 1910 году Владимир Троицкий заканчивает академию со степенью кандидата богословия и остается при ней в качестве профессорского стипендиата. А в 1913 году он защищает магистерскую диссертацию; еще в 1912 году она была опубликована в Сергиевом Посаде в качестве книги под названием «Очерки из истории догмата о Церкви». Стоит отметить, что Владимир Троицкий всегда был круглым отличником учебы. Помимо того, за свои студенческие работы он был в 1910 году удостоен двух наград - премии Московского митрополита Макария за лучшее семестровое сочинение и премии митрополита Московского Иосифа за лучшую кандидатскую работу. Магистерская его диссертация также была отмечена: он получил за нее премию Московского митрополита Макария 1912-13 годов.

Одновременно с присуждением Владимиру Троицкому степени магистра богословия в самом начале 1913 года его утверждают в должности доцента академии по кафедре Нового Завета. А в мае 1913 года Троицкий становится профессором академии. Очень скоро он приобрел всеобщие любовь и уважение; среди преподавателей и студентов с ним была связана слава академического "столпа". В один из моментов жизни академии он был первым кандидатом на пост ее ректора. Причиной того, что был избран все же не он, было полное отсутствие у него жизненного практицизма, возвышенная "неотмирность".

28 марта 1913 года произошло событие особой важности в жизни Владимира Троицкого: он принял монашеский постриг с именем Илариона. Есть люди, с самого рождения предназначенные служить непосредственно Богу и словно невидимой стеной отгороженные от мира. Таким человеком был Владимир Троицкий. Он не сомневался в своем монашеском призвании, которое для окружающих очевидным не было: душевная одаренность и внешняя красота, веселость и общительность могли вводить в заблуждение относительно внутреннего устроения и жизненных установок.

Во время пострига Владимир Алексеевич испытал великую радость, которая, по его собственному свидетельству, не оставляла его на протяжении двух месяцев. 11 апреля 1913 года Троицкого рукоположили во иеродиакона, 2 июня - во иеромонаха, а 5 июля отец Иларион был возведен в сан архимандрита. Как немногие, владыка Иларион умел проникаться настроением древних напевов и жить смыслами, содержащимися в богослужебных текстах. Совершение Евхаристии становилось для него всякий раз великим событием.

Священномученик Иларион (Троицкий) был не только прирожденным монахом, ученым и педагогом: Бог в нужный момент призвал его к высшему церковно-общественному служению, его натуре церковного деятеля был присущ святительский размах. Этот новый поворот в его жизненном пути произошел в 1917 году, когда ему пришлось участвовать в Поместном Соборе Русской Церкви.

На Собор отец Иларион пришел с идеей необходимости восстановления в Русской Церкви патриаршества - идеей, которую он вынашивал всю свою сознательную жизнь. 23 октября архимандрит Иларион произнес на Соборе свою ставшую знаменитой речь «Почему необходимо восстановить патриаршество?» В основу ее он положил свое убеждение в том, что «патриаршество есть основной закон высшего управления каждой Поместной Церкви», и что если мы не хотим порывать с вековым церковным преданием, мы не имеем права отвергнуть патриаршество. Думается, в том, что выбор Собора осуществился в конце концов в пользу патриаршества (это произошло 30 октября), была немалая заслуга и архимандрита Илариона.

Сразу после избрания Патриарха архимандрит Иларион становится его секретарем и главным консультантом по богословским вопросам. За этой респектабельной в другие времена должностью ученого секретаря стояла на деле роль человека, всегда находящегося под вражеским ударом. Перед Патриархом стояла труднейшая задача сохранения Церкви - этого корабля спасения посреди бушующей враждебной стихии. И во всех контактах с советской властью - при переговорах с Тучковым, встречах с "революционным" духовенством и т. д. - святитель Иларион заслонял собою Патриарха. Келейник Святейшего Яков Полозов погиб от руки наемного убийцы, обращенной против Патриарха. Судьба священномученика Илариона оказалась сходной: он стал жертвой мести Тучкова Патриарху.

В марте 1919 года архимандрит Иларион был арестован и заключен в Бутырскую тюрьму. Причины ареста он и сам не понимал; видимо, он был схвачен из-за одной своей близости к Патриарху. Через два месяца свяшенномученика освободили. И после выхода на волю отец Иларион поселился в Москве у своего земляка и друга по академии священника Владимира Страхова. Отец Владимир служил в церкви Святой Троицы в Листах, находящейся на Сретенской улице; его квартира тоже была неподалеку. Деятельность архимандрита Илариона в Сергиевом Посаде после закрытия академии летом 1919 года прекратилась. С начала же 20-х годов установилась его тесная связь со Сретенским монастырем. До своего ареста в ноябре 1923 года святитель Иларион был настоятелем Сретенского монастыря.

В мае 1920 года в день памяти священномученика Патриарха Ермогена произошло одно из ключевых событий в жизни архимандрита Илариона: он был возведен в святительский сан. Святейшим Патриархом Тихоном была совершена хиротония архимандрита Илариона во епископа Верейского, викария Московской епархии. В своем слове Патриарх Тихон особо отметил это совпадение, предсказав новопоставленному архиерею за твердость в вере исповеднический венец. Владыка Иларион ответил на патриаршее слово замечательной, проникновенной речью, в которой выразилось его глубокое понимание как нынешнего состояния Церкви, так и собственной судьбы. К этому времени была пролита уже кровь сотен мучеников за веру; надвигались еще более страшные гонения, и святитель предвидел это. Он вступил на епископскую стезю с полным сознанием того, что его ожидает, с готовностью к мученичеству.

Когда в 1921 году в ряде губерний России вспыхнул голод, то всюду совершались всенародные моления о спасении погибающих. Во время одного из таких молений в храме Христа Спасителя, когда служил Патриарх, святителем Иларионом было сказано пламенное слово о помощи. Громадный, переполненный народом храм, казалось, слился в общей молитве и жертвенном порыве. Обострением ситуации в стране власти воспользовались для нанесения Церкви очередного удара. После декрета ВЦИК от февраля 1922 года относительно изъятия церковных ценностей, приведшего к народным волнениям, по стране покатился вал репрессий. В апреле 1922 года был арестован Патриарх Тихон. Еще раньше, 22 марта, оказывается под арестом святитель Иларион, которому выпало на долю разделить крест Патриарха. В июне он высылается на год из Москвы в Архангельск: в мае власть в Церкви захватили обновленцы, и безбожники сделали ставку на них, намереваясь поставить патриаршую Церковь вне закона.

Когда в июне 1923 года Патриарха Тихона освободили из-под стражи, его правой рукой стал святитель Иларион, уже вернувшийся из ссылки (вскоре он был возведен в архиепископский сан). Положение Церкви в этот момент было таково, что, казалось, она вот-вот погрузится в бездну обновленческого растления. Государство поддерживало обновленцев и одновременно взяло курс на упразднение "тихоновских" - православных - общин. В чрезвычайно напряженных переговорах с Тучковым святитель добился от власти смягчения ее политики в отношении Церкви. А когда началось массовое возвращение в Церковь обновленцев, благодаря именно святителю Илариону церковная жизнь в Москве была налажена в кратчайший срок. Святитель разработал чин покаяния и сам принял исповедь сотен обновленцев - священников и мирян.

Сретенский монастырь после захвата обновленцами власти в Церкви был занят сторонниками "митрополита" Антонина Грановского. Летом 1923 года святитель Иларион прибыл в Сретенский монастырь и изгнал из него обновленцев. При этом он совершил беспрецедентное святительское деяние: заново, великим чином освятил престол и собор Сретенского монастыря. Этим он показал, что грех и нечестие отступничества от Церкви требуют особого очищения. Молва об этом сразу разнеслась не только по Москве, но и по всей России. Обновленцы целыми приходами и общинами каялись и возвращались в Церковь. Следует заметить, что освящение Сретенского монастыря и торжественное изгнание из него обновленцев произошли в буквальном смысле слова под носом ЧК - Сретенский монастырь находится на улице Большая Лубянка. И конечно же, ни лидеры обновленчества, ни их покровители-чекисты не могли простить святителю Илариону своего страшного поражения.

Осенью 1923 года власти предприняли новую попытку подорвать изнутри патриаршую Церковь: Тучков потребовал от Патриарха немедленно начать примирение с обновленческим "архиепископом" Евдокимом Мещерским. Патриарх самым решительным образом отказался... Через несколько дней был арестован архиепископ Иларион, на которого Тучков возложил главную ответственность за провал своей политики.

Владыку осудили на три года концлагерей. 1 января 1924 года он был привезен на пересыльный пункт на Поповом острове, а в июне отправлен на Соловки. На берегу залива Белого моря он работал сетевязальщиком и рыбаком; был лесником, живя в Варваринской часовне; как сторож жил в Филипповской пустыни. В лагере святителя не оставляли бодрость и духовная радость. Это состояние имело благодатный характер: оно было следствием Божией помощи и напряженного внутреннего делания, продолжавшихся в страшных концлагерных условиях.

Святитель нередко стремился поднять дух своих солагерников шутками. Но эти шутки, обращенные против гонителей, были выражением его великого мужества. И в заключении святитель остался внутренне свободным человеком. "Чарующий дух нестяжания" позволял ему не замечать лишений, прощать уголовникам, кравшим его вещи, - если же у него что-то просили, он отдавал не задумываясь. Удивительным было отношение владыки к окружающим. Казалось, что внешнее состояние другого человека вообще не важно для него. В той уважительности, с которой он относился даже и к представителям "дна", не было ничего показного: святитель умел распознавать образ Божий в любом человеке. Люди отвечали ему за любовь искренним уважением и любовью.

Единственное в истории Соловецкого лагеря пасхальное богослужение (1926 год) возглавлял святитель Иларион (Троицкий). По воспоминаниям соловецкого узника священника Павла Чехранова, служба (проведенная по инициативе святителя Илариона), состоялась втайне от начальства в недостроенной пекарне. Участвовали кроме отца Павла в ней всего два человека - епископ Нектарий (Трезвинский) и архиепископ Иларион (Троицкий).

В конце лета 1925 года святителя внезапно перевели из Соловков в ярославскую тюрьму. Это было сделано ради того, чтобы склонить священномученика к присоединению к новому обновленческому расколу - григорьевщине. В разговоре с агентом ГПУ святитель решительно отверг это предложение. Через год святителю дали новый трехлетний срок. Основанием для этого было сделано "разглашение" святителем среди заключенных содержания его разговора с агентом.

Весной 1926 года святитель вновь оказывается на Соловках. По-прежнему судьба Церкви занимает все его помыслы. В условиях враждебного окружения Церковь могла устоять, лишь сохраняя единство и добившись легализации. Поэтому после выхода в свет декларации Митрополита Сергия от 16/29 июля 1927 года святитель поддержал ее позицию. Вот как свидетельствует об этом митрополит Мануил (Лемешевский): «В ноябре 1927 года некоторые из соловецких епископов начали было колебаться в связи с иосифлянским расколом. Архиепископ Иларион сумел собрать до пятнадцати епископов в келии архимандрита Феофана, где все единодушно постановили сохранять верность Православной Церкви, возглавляемой Митрополитом Сергием. "Никакого раскола! - возгласил архиепископ Иларион. - Что бы нам ни стали говорить, будем смотреть на это как на провокацию!"»

Осенью 1929 года срок заключения святителя Илариона заканчивался. Однако власти не собирались выпускать его на волю; накручивая ему все новые сроки, они надеялись сгноить его в тюрьме. В октябре священномученик был вновь осужден на три года, на этот раз на поселение в Среднюю Азию. Повезли его туда этапным порядком - от одной пересылочный тюрьмы к другой. В дороге святитель заразился сыпным тифом, вспыхнувшим среди заключенных. Без вещей (в пути его обокрали), в одном рубище, кишащем насекомыми, в горячке его привезли в Ленинград и поместили в тюрьму. Через день при температуре 41°, изнемогая, он пешком перебрался в больницу имени доктора Гааза. Помочь страдальцу было уже невозможно. Спустя несколько дней начался бред, перешедший в агонию. В бреду священномученик говорил: «Вот теперь я совсем свободен!» Врач, присутствовавший при его кончине, был свидетелем того, как святой благодарил Бога, радуясь близкой встрече с Ним. Он отошел ко Христу со словами: «Как хорошо! Теперь мы далеки от...» Это произошло 28 декабря 1929 года. Славный жизненный путь священномученика был увенчал блаженной кончиной. Ленинградский митрополит Серафим (Чичагов) добился у властей разрешения похоронить святителя в соответствии с его саном. Когда ближайшие родственники и друзья увидели его тело, святителя с трудом узнали: годы лагерей и тюрем превратили молодого, цветущего человека в седого старика. Похоронен священномученик был на кладбище Новодевичьего монастыря у Московской заставы. В 1999 году состоялось обретение мощей владыки Илариона и перенесение их в Москву, в Сретенский монастырь.

Тропарь священномученику Илариону Троицкому

Тропарь, глас 4

Воине Христов Иларионе, славо и похвало Церкве Русския, пред гибнущим миром Христа исповедал еси, кровьми твоими Церковь утвердися, разум Божественный стяжал еси, людем верным возглашаше: без Церкви несть спасения.

Кондак, глас 6

Иларионе, священномучениче Христов, служителей грядущаго антихриста не убоялся еси, Христа мужески исповедал еси, за Церковь Божию живот твой положи. Красо новомученик Российских, Руси святыя похвало, ты Церкве нашея слава и утверждение.

«Иногда кажется, будто бы Церковь наша в рассеянии, как бы в каком разброде. Не узнаешь, кто наш, кто от супостат наших. Царствует в умах какая-то анархия. Слишком много появилось “учителей”. Идет “распря в телеси” (1 Кор. 12: 25) церковном… Мы читаем девятый член Символа веры без особенной радости и даже с виноватым видом… И многие ли имеют столько мужества, чтобы смело исповедовать: “Да, я верую в единую святую, соборную и апостольскую Церковь, принадлежу ко святой Православной Церкви, и потому я самый передовой человек, ибо в Церкви только возможна та новая жизнь, ради которой Сын Божий приходил на грешную землю, только в Церкви можно приходить в меру полного возраста Христова, следовательно, только в Церкви возможен подлинный прогресс, истинное спасение!”».

«…по поручению Христа и по богословствованию святых отцов, истинная жизнь возможна лишь при тесном природном или, как теперь говорят, реальном единении со Христом в таинстве евхаристии, но это единение со Христом создает и единение людей друг с другом, то есть создает единое тело Церкви. Следовательно, христианская жизнь по самому существу своему церковна».

Священномученик Иларион (Троицкий). «Христианства нет без Церкви»

Однажды (во время одного из диспутов), желая искусить архиепископа, Луначарский спросил его:

Как же так, вы, служители культа, совершенно погрязли в противоречиях. С одной стороны, для вас Священное Писание - это нечто непререкаемое, а с другой, там ведь неоднократно говорится, что несть власти не от Бога. А советскую власть вы не любите. А советскую власть вы ругаете, недовольны ею. Как вы, гражданин Троицкий, ответите на этот вопрос?

А мы разве говорим, что советская власть не от Бога? - сказал архиепископ. - Да, конечно, от Бога! В наказание нам за грехи…

В январе 1924 года архиепископ прибыл на пересыльный пункт на Поповом острове. Здесь его застало известие о смерти Ленина. В то время, когда в Москве помещали во временный мавзолей гроб с телом Ленина, заключенные по распоряжению лагерного начальства должны были молча стоять пять минут. Владыка Иларион лежал на нарах, когда посреди барака стоял строй заключенных, среди которых были и священнослужители. «Встаньте, все-таки великий человек, да и влетит вам, если заметят», - убеждали его заключенные. Все кончилось, однако, благополучно, а владыка, обращаясь к духовенству, сказал: «Подумайте, отцы, что ныне делается в аду: сам Ленин туда явился, бесам какое торжество!»

«Церковь признает бытие духовного начала, коммунизм его отрицает. Церковь верит в Живого Бога, Творца мира. Руководителя его жизни и судеб, коммунизм - не допускает Его существования, признает самопроизвольность бытия мира и отсутствие разумных конечных причин в его истории. Церковь полагает цель человеческой жизни в небесном призвании души и не перестает напоминать верующим об их небесном отечестве, хотя бы жила в условиях наивысшего развития материальной культуры и всеобщего благосостояния, коммунизм - не желает знать для человека никаких других целей, кроме земного благоденствия. С высот философского миросозерцания идеологическое расхождение между Церковью и государством нисходит в область непосредственного практического знания, в сферу нравственных принципов. Церковь верит в незыблемость начал нравственности, справедливости и права, коммунизм - считает их условным результатом классовой борьбы и оценивает явления нравственного порядка исключительно с точки зрения целесообразности. Церковь проповедует любовь и милосердие, коммунизм - товарищество и беспощадность борьбы. Церковь внушает верующим возвышающее человека смирение, коммунизм - унижающую его гордость. Церковь сохраняет плотскую чистоту и святость плодоношения, коммунизм - не видит в брачных отношениях ничего, кроме удовлетворения инстинктов. Церковь видит в религии животворящую силу, не только обеспечивающую человеку достижение его вечного предназначения, но и служащую источником всего великого в человеческом творчестве, основу земного благополучия, счастья и здоровья народов. Коммунизм смотрит на религию, как на опиум, опьяняющий народы и расслабляющий их энергию, как на источник их бедствий и нищеты. Церковь хочет процветания религии, коммунизм - ее уничтожения».

Памятная записка соловецких епископов, 1925 г.

5 июля 1925 года архиепископ Иларион был перевезен из Соловецкого лагеря в Ярославский политический изолятор. Из тюрьмы он писал своей родственнице: «Ты спрашиваешь, когда же кончатся мои мучения? Я отвечу так: мучений я не признаю и не мучаюсь. При моем “стаже” меня ведь тюрьмой не удивишь и не испугаешь. Я уже привык не сидеть в тюрьме, а жить в тюрьме, как ты живешь в своей квартире. Конечно, нелепого в моей жизни и было и есть немало, но нелепое для меня более смешно, чем мучительно. Зато есть у меня преимущества в моей жизни, из-за которых я согласен терпеть и разные нелепости… В самом деле. Имею здесь отдельную келию с достаточным освещением, с почти достаточным отоплением - и все это бесплатно. Нужно тратить только несколько рублей в месяц, чтобы пансион был достаточным, - конечно, для такого безразличного к этим делам человека, как я. Но главное… самое милое то, что я могу без помехи отдаться своей первой и постоянной любви - науке, с которой жизнь было меня совсем разлучила… Здесь… меня ничто и никто не отвлекает. Кроме двух часовых прогулок в день да нескольких минут на обед или чай - остальное время я провожу за книгами».

Осенью 1927 года началось новое смятение в церковной жизни, отчасти связанное с публикацией декларации митрополита Сергия. Архиепископ Иларион, отличавшийся большой выдержкой и мудростью, обладая широким историческим кругозором, собрал в «келью архимандрита Феофана полтора десятка епископов, некоторые из которых стали соблазняться происходящим на воле смятением, и убедил святителей ни при каких условиях не идти на раскол. “Никакого раскола! - сказал он. - Что бы нам ни стали говорить, будем смотреть на это как на провокацию!”»

Летом 1928 года архиепископ писал по этому поводу: «Что реку о сём? А то, что всем отделяющимся я до крайней степени не сочувствую. Считаю их дело совершенно неосновательным, вздорным и крайне вредным. Не напрасно каноны 13-15 Двукратного Собора определяют черту, после которой отделение даже похвально, а до этой черты отделение есть церковное преступление. А по условиям текущего момента преступление весьма тяжкое. То или другое административное распоряжение, хотя и явно ошибочное, вовсе не есть “casus belli” (Повод к войне (лат.). Точно так же и всё касающееся внешнего права Церкви (то есть касающееся отношения к государственной политике и подобное) никогда не должно быть предметом раздора. Я ровно ничего не вижу в действиях митрополита Сергия и Синода его, что бы превосходило меру снисхождения или терпения. Ну а возьмите деятельность хотя бы Синода с 1721 по 1917 год. Там, пожалуй, было больше сомнительного, и однако ведь не отделялись. А теперь будто смысл потеряли, удивительно, ничему не научились за последние годы, а пора бы, давно пора бы… Утверждаются часто на бабьих баснях… Что поделаешь. Ухищрения беса весьма разнообразны. А главное, есть tertius qaudeus (Третий радующийся (лат.), то есть человек, выигрывающий от распри двух сторон), и ему-то все будто подрядились доставлять всякое утешение. Да, не имеем мы культуры и дисциплины. Это большая беда.

13 сентября 1886 г. - родился в семье священника села Липицы Каширского уезда тогда Тульской губернии.

1906 г. - поступил в Московскую Духовную Академию (МДА).

1910 г. - завершил обучения в МДА.

1912 г. - защитил магистерской диссертации, утвержден в звании доцента.

1913 г. - назначен профессором МДА (кафедра Нового Завета).

октябрь 1917 г. - назначен проректором МДА.

сентябрь 1921 г. - второй арест на короткий срок.

июль 1922 г. - июль 1923 г. - проживал в Архангельске.

июль 1923 г. - возвратился в Москву.

декабрь 1923 г. - июль 1925 г. - заключен в лагере особого назначения (Соловки).

июль 1925-1926 г. - заключен в Ярославской тюрьме.

1926-1929 г. - заключен в штрафном смертном изоляторе (Соловки).

октябрь 1929 г. - выслан в Алма-Ату этапным порядком.

На Соловках владыка был сетевязальщиком и рыбаком. Об этой работе он говорил переложением слов стихиры на Троицын день: "Вся подает Дух Святый: прежде рыбари богословцы показа, а теперь наоборот - богословцы рыбари показа." Владыка Иларион на все смотрел духовными очами и все служило ему на пользу духа. Он подчеркивал, что заключение - бесценная школа добродетелей. Духовенство обкрадывается и обирается - есть повод воспитывать в себе нестяжание; оскорбляют, обижают, бьют - смирись, возлюби обидчика. Владыка в лагере не прекращал своей архипастырской деятельности, не гнушаясь общения даже с уголовниками. Любовь его к каждому человеку, внимание и интерес к каждому были поразительными. Будущий известный писатель Олег Волков, тогда еще молодой человек, ходил навещать владыку. "Преосвященный встречал нас радушно, - вспоминал он. - В простоте его обращения было принятие людей и понимание жизни... Мы подошли к его руке, он благословил нас и тут же, как бы стирая всякую грань между архиепископом и мирянами, прихватил за плечи и повлек к столу."

Монахиня Серафима. Статья "Путь новомученика"

Один из его студентов, С.А. Волков, автор воспоминаний «Последние у Троицы», писал о нем: «Им нельзя было не любоваться… Пожалуй, целостность и была главной чертой его личности. Этот смелый, исключительно талантливый человек все воспринимал творчески… Иларион благодатно влиял на меня своей личностью, прямотой, властностью в отстаивании убеждений, восторженностью совершаемого им богослужения, энергией и жизнерадостностью… Иларион любил говорить, что насколько христианин должен осознавать свои грехи и скорбеть о них, настолько же он должен радоваться бесконечной милости и благодати Божией и никогда не сомневаться и не отчаиваться в своем жизненном подвиге. У него самого была поразительная восторженность и любовь ко всему, что было ему дорого и близко, - к Церкви, к России, к академии, и этой бодростью он заражал, ободрял и укреплял окружающих».

О встрече с владыкой в это время (Соловки 1926 г.) Олег Волков в своих воспоминаниях писал: «Иногда Георгий уводил меня к архиепископу Илариону, поселенному в Филипповской пустыни, верстах в трех от монастыря. Числился он там сторожем. Георгий уверял, что даже лагерное начальство поневоле относилось с уважением к этому выдающемуся человеку и разрешало ему жить уединенно и в покое.

Преосвященный встречал нас радушно. В простоте его обращения было приятие людей и понимание жизни. Даже любовь к ней. Любовь аскета, почитавшего радости ее ниспосланными свыше.

Мы подошли к его руке, он благословил нас и тут же, как бы стирая всякую грань между архиепископом и мирянами, прихватил за плечи и повлек к столу. И был так непринужден… что забывалось о его учености и исключительности, выдвинувших его на одно из первых мест среди тогдашних православных иерархов.

Мне были знакомы места под Серпуховом, откуда был родом владыка Иларион. Он загорался, вспоминая юность. Потом неизбежно переходил… к суждениям о церковных делах России.

Надо верить, что Церковь устоит, - говорил он. - Без этой веры жить нельзя. Пусть сохранятся хоть крошечные, еле светящиеся огоньки - когда- нибудь от них все пойдет вновь. Без Христа люди пожрут друг друга. Это понимал даже Вольтер… Я вот зиму тут прожил, когда и дня не бывает - потемки круглые сутки. Выйдешь на крыльцо - кругом лес, тишина, мрак. Словно конца им нет, словно пусто везде и глухо… Но “чем ночь темней, тем ярче звезды…” (Чем ночь темней - тем ярче звезды, / Чем глубже скорбь - тем ближе Бог (А. Майков).

Как-то привезли на Соловки молодого иеромонаха из Казани, которому дали три года ссылки за то, что он снял с диакона-обновленца орарь и не позволил ему служить с собой. Архиепископ одобрял иеромонаха и шутил по поводу разных сроков заключения, данных тем или иным лицам независимо от тяжести их «преступлений». «Любочестив бо сый Владыка,— говорил архиепископ Иларион пасхальными словами Иоанна Златоуста,— приемлет последнего якоже и перваго; упокоевает в единонадесятый час пришедшаго, якоже делавшаго от перваго часа. И дела приемлет, и намерение целует, и деяние почитает и предложение хвалит». Слова эти звучали иронически, но давали чувство мира и заставляли принимать испытание как от руки Божией.

"О церковности духовной школы и богословской науки". Сергиев Посад, 1912. См. также "Богосл. Вестн.", 1912, ноябрь. "Триединство Божества и единство человечества ". Москва, 1912. "Христианство или Церковь". Сергиев Посад, 1912 и 1913 гг. "История Плащаницы" . Сергиев Посад, 1913. См. также "Богосл. Вестн.", 1912, февраль-март. "Наука и Жизнь ". Москва, 1913. "О необходимости историко-догмат. апологии девятого члена Символа Веры". Сергиев Посад, 1913. См. также "Богосл. Вестн.", 1913, февраль. "Покаяние в Церкви и покаяние в католичестве" . Москва, 1913. "Замечания, поправки и дополнения к Православному догматическому богословию". Прот. Н.П. Малиновского, т. III и IV. Сергиев Посад, 1914. "Священное Писание и Церковь". Москва, 1914. "Единство идеала Христова ". Письмо к другу. Сергией Посад, 1915. См. также "Христианин", 1915, январь-февраль. "Христианства нет без Церкви ". Сергиев Посад, 1915. "Богословие и свобода Церкви" . (О задачах освободительной войны в области русского богословия). "Богосл. Вестн." 1915, октябрь, с. 98. "Проф. Митрофан Дмитриевич Муретов". (Скончался 11 марта 1917 г.) (Некролог). "Богосл. Вестн." 1918, март, с. 5. "Библиография: на книгу Свящ. Д.В. Рождественского. "Учебное руководство по Св. Писанию", ч. 1, Петроград, 1915. "Богосл. Вестн." 1915, апрель, с. 876. "Обновление академического храма и пострижение в монашество". (Речь). "Богосл. Вестн." 1913, декабрь, с. 905. "Покровский академический храм к началу второго??? "Богосл. Вестник"? "Краеугольный камень". (Мф. 16, 13-18) (Юбилейный сборник). Год издания неизвестен. Указ. на лит. труд см. "Богосл. Вестн." 1915, X-XI-XII, с. 61, (отчет). "Единство Церкви и всемирная конференция христианства". "Богосл. Вестн." 1917, январь, с. 1. "Открытие Всероссийского Церковного Собора". "Богосл. Вестн." 1917, август-сентябрь, с. 275. "Почему необходимо восстановить патриаршество?" (Речь на Соборе). "Богосл. Вестн." 1917, август-сентябрь. "Восстановление патриаршества". "Богосл. Вестн." 1917, октябрь, декабрь, с. 418. "Письмо о Западе". "Христианин", 1915, март-июль. "Гностицизм и Церковь в отношении к Новому Завету" . (Пробная лекция). "Богосл. Вестн." 1911, июль-август, с. 493. Слово в день празднования 95-й годовщины от основания Московской духовной академии (1 октября 1909 г.). "Богосл. Вестн." 1909, октябрь, с. 399. "Из академической жизни. Посещение Академии обер-прокурором Св. Синода В.К. Саблером". "Богосл. Вестн." 1911, май, с. 252. "О церковном употреблении пасхальной еннеакэдекаетириды Анатолия Лаодикийского". "Богосл. Вестн." 1916, январь, с. 48. В.А. "Понятие о Церкви в противоидейской полемике первых двух веков". "Богосл. Вестн." 1912, май, с. 1, июнь, с. 241. "Вопрос о Церкви в догматической полемике с донатизмом оптат Милевийский". "Богосл. Вестн." 1912, сентябрь, с. 247. "Вопрос о Церкви в полемике блаж. Августина против донатистов". "Богосл. Вестн." 1912, октябрь, с. 297. "Воплощение и смирение" . "Моск. Церк. Вед." 1913, № 51-52. "Воплощение и Церковь" . "Моск. Церк. Вед." 1914, № 51-52. "Пасха Нетления" . "Моск. Церк. Вед." 1915, № 12-13. "Вифлеем и Голгофа". "Отдых Христ." 1916, № 12. "Грех против Церкви". (Думы об интеллигенции) . Петроград, 1916. "Постное и пост." "Краеугольный камень веры" Богословие и свобода Церкви: О задачах освободительной войны в области русского богословия . М.: Сардоникс, 2005. 62 с.

24 мая 1920 года, в полдень, в храме Троицкого патриаршего подворья состоялось наречение архимандрита Илариона во епископа. При наречении архимандрит Иларион, обращаясь к Патриарху Тихону и присутствовавшим здесь архипастырям, сказал: “В сей наречения день благодарю Бога, глубиною мудрости человеколюбно вся о мне строившего и всегда полезная мне подававшего.

Благодарю Бога, из небытия в бытие меня приведшего и подавшего мне в наслаждение высочайший дар Своей любви и благости - бытие, озаренное сознанием.

Благословен Бог, просвещаяй и освещаяй всякого человека, грядущего в мир, и меня, бессловесного младенца, банею пакибытия возродивший, сочетавший меня с Собою и с избранным Своим стадом спасаемых.

Благодарю Бога, показавшего мне сей чувственный свет в доме служителя Своего, приведшего меня в мир сей от духовных предков, почему с детства своего приблизился я ко храму святому Его и не знал иного там места, кроме клироса и алтаря.

Буди имя Господне благословенно и за то, что не имел я изнеженного воспитания в детстве своем, вырастая среди лугов, полей и лесов моей родины в любезной простоте трудового быта, почему, если и стыжуся просити, то копати могу (Лк. 16, 3), и требованию моему могут послужить мне руки мои сии (Деян. 20, 34).

Благодарю Бога, от дней детства отверзшего мой ум, вложившего в него жажду знания и проведшего меня не через иную какую школу, но через школу духовную.

Наипаче и непрестанно благодарю Бога за то, что Он даровал мне великую радость и счастье жить и учиться в Московской Духовной академии. В детстве лишившийся матери-родительницы, в юности обрел я в академии мать-воспитательницу, которая вот уже четырнадцать лет насыщает меня не млеком точию, но и твердою пищею богословия. До конца дней моих хотел бы я паче быть последним служителем ее и избыточествовать хлебы, нежели быть кем бы то ни было вдали от нее и лишатися.

Благодарю Бога, сподобившего меня немало лет пожить под благодатным кровом игумена русской земли - преподобного Сергия, видеть там веру народную, иногда ею до слез умиляться, видеть там жажду духовную и самому распаляться желанием подать народу жаждущему хотя бы каплю пития духовного.

Благо мне, яко смирил мя еси, Господи, яко да научуся оправданием Твоим (Пс 118. 71), ибо горд я был и скор на гнев судити чуждему рабу (Рим 14. 4), и Господь, Который вся ходящия в гордости может смирити (Дан 4. 34), вразумил меня грешных людей понимать, грешным людям сострадать, грешных людей прощать.

Слава Богу и за все то, что пережито и передумано за эти последние годы бури и смятения, когда предана есть земля в руце нечестивого (Иов 9. 24), когда русское государство, отделив себя от Церкви Христа, вступило в теснейший союз с синагогой сатаны (Апок. 2, 9). В эти годы лишь окрепла моя вера в Церковь и утвердилось сердце мое в надежде на Бога. Когда до основания разрывают старый мир, чтобы лишь на развалинах его строить новый фантастический мир, когда очень многое из дел человеческих оказалось построенным на зыбучем песке, когда падоша сильнии (2 Цар 1 25. 27) многие, твердое основание Божие (2 Тим 2. 19) - Церковь Божия, стоит непоколебимо, лишь украшенная, яко багряницею и виссом, кровьми новых мучеников. Что мы знали из церковной истории, о чем читали у древних, то ныне видим своими глазами: Церковь побеждает, когда ей вредят (Иларий, Отр 7. 4). Враги хотели бы почитать нас отжившими, умершими, но вот мы живы (2 Кор 6. 9), и жива будет душа наша (Пс 118. 175). Не веруем только, но и видим, что врата адовы бессильны пред вечным Божиим созданием. Среди ветров лжеучений, среди мутных яростных волн злобы, лжи и клеветы неистовых врагов как скала стоит Церковь, та Русская Православная Церковь, о которой так любили недавно повторять, что она в параличе, что лишь полицейской силой государства держится она. Но вот силы государства направились против Церкви, и наша Церковь дала больше мучеников и исповедников, нежели предателей и изменников. Наблюдая все это и размышляя над всем этим, чувствую я, что распространились стопы мои подо мною (Пс 17. 37) и на камне поставил Господь ноги мои (Пс. 39, 3), да не ослабеет сердце мое (Втор 20. 3).

Сие последнее Божие благодеяние наипаче таить не могу в сей час, когда стою перед сонмом вашим, архипастыри Церкви, призванный к служению епископскому. Молодой вол трясет головой, когда на него надевают ярмо, потому что это ярмо для него непривычно. Ново и для меня то иго, какое вы ныне на меня налагаете, и выя моя трепещет этого ига. Со дней детства определил я себя на служение Церкви и ей одной служил доселе, сколько позволяла мне леность моя. Всю свою деятельность ученую и профессорскую почитал я служением Церкви и в этом служении видел высший и единственный смысл всей нашей академической работы. Но то служение Церкви, какое я проходил доселе, оно совсем иное, нежели предстоящее мне служение епископское. Прежде я читал книги, теперь должен читать сердца человеческие, эти мудренейшие и часто вовсе непонятные письмена. Тогда писал я чернилами на бумаге, отныне предстоит мне благодатью писать образ Божий в душах человеческих. Прежде учил я; ныне должен вести ко спасению. Раньше мог я оставаться под спудом, ныне вы поставляете меня на свещнице церковном. Прежде мог я скрываться от людей и быть в любезной неизвестности, отныне должен я светить людям светом добрых дел. Всей душой любил я жизнь академическую, от мира отрешенную, над миром возвышенную, уединенную, как бы пустынную. Больше всего за последнее время жалел я о том, что терял свое единственное сокровище - возлюбленную пустыню. Ныне вы отнимаете у меня надежду в эту пустыню снова и всецело возвратиться. Епископ должен быть всегда в круговороте жизни человеческой. У него ежедневное стечение людей, которое можно назвать нападением по вся дни (2 Кор 11. 28), всем он должен быть вся (1 Кор 9. 22), всем себя поработить (1 Кор 9. 19), для немощных быть немощным (1 Кор 9. 22), изнемогать с изнемогающим (2 Кор 11. 29), одних утешать, других наставлять, а иных и обличать (2 Тим 1. 9).

Привыкнув к прежнему своему служению и всей душой его полюбив, я боялся архиерейства и всегда немало говорил против своего епископства. А ныне стою перед вами, архипастыри, приняв звание ваше, и нимало вопреки глаголю, ибо тверда моя надежда на Господа. Вижу ныне ясно, что велика нужда в делателях на ниве Божией. Знаю теперь твердо, что воля Божия управляет Церковью и не без Божией воли поставляются в Церковь епископы. Слышу пророческое увещание: благо есть мужу, егда возмет ярем в юности своей (Плач 3. 27), и склоняю выю свою под омофор епископа. Господь милосердый да примет душу мою, сию малую лепту, вметаемую в сокровищницу Церкви для употребления на общую пользу. Воля Господня да будет (Деян 21. 14).

Но исповедую и то, что ныне смущает бедную душу мою. Был я грешным мирянином, стал грешным монахом, сделался грешным иереем, но быть грешным архиереем - трепещу. “Чем столько согрешила Церковь Божия, чем так прогневала Владыку своего, чтобы быть ей предоставленною мне, презреннейшему из всех, и подвергнуться такому посрамлению?” Так восклицает Иоанн Златоуст (О священстве 6. 12). Какими же словами скажу я, грешный и окаянный паче всех человек? Как осмелюсь я отверзать уста свои, зная грозное слово псалма: грешнику рече Бог: вскую ты поведаеши оправдания Моя? Обличу тя и представлю пред лицем твоим грехи твоя (Пс 49, 16, 21). А грехи мои, яко бремя тяжкое отяготеша на мне, возсмердеша и согниша духовныя раны моя от лица безумия моего (Пс 37. 5-6). Паче блудницы без- законновав, слез токи отнюдь не принесох. Человеколюбче щедре, от скверны дел моих избави мя, да не буду стяжание ни брашно чуждему, и, проповедуя другим, сам останусь неключим (1 Кор 9. 27).

Прошу вас и молю, святители Божии, непрестанно о мне молитесь Христу Богу, да сподобит Он меня причаститься благодати архиерейства не в суд или во осуждение, да возгревает сия Божественная благодать углие огненное в совести моей, попаляя терние всех моих прегрешений в прочее время жизни моей, и да не низведен буду по грехам моим на место мучения, когда окончу поприще сей временной жизни земной».

Памятная записка соловецких епископов

Несмотря на основной закон Советской конституции, обеспечивающий верующим полную свободу совести, религиозных объединений и проповеди. Православная Российская Церковь до сих пор испытывает весьма существенные стеснения в своей деятельности и религиозной жизни. Она не получает разрешения открыть правильно действующие органы центрального и епархиального Управлений; не может перенести свою деятельность в ее исторический центр - Москву, ее епископы или вовсе не допускаются в свои епархии, или, допущенные туда, бывают вынуждены отказываться от выполнения самых существенных обязанностей своего служения - проповеди в церкви, посещения общин, признающих их духовный авторитет, иногда даже посвящения. Местоблюститель Патриаршего Престола и около половины православных епископов томятся в тюрьмах, в ссылке или на принудительных работах. Не отрицая действительности этих фактов, правительственные органы объясняют их политическими причинами, обвиняя Православный епископат и клир в контрреволюционной деятельности и тайных замыслах, направленных к свержению советской власти и восстановлению старого порядка. Уже много раз Православная Церковь, сначала в лице покойного Патриарха Тихона, а потом в лице его заместителей, пыталась в официальных обращениях к Правительству рассеять окутывающую ее атмосферу недоверия. Их безуспешность и искреннее желание положить конец прискорбным недоразумениям между Церковью и советской властью, тяжелым для Церкви и напрасно осложняющим для государства выполнение его задач, побуждает руководящий орган Православной Церкви еще раз с совершенной справедливостью изложить перед Правительством принципы, определяющие ее отношение к государству.

Подписавшие настоящее заявление отдают себе полный отчет в том, насколько затруднительно установление взаимных благожелательных отношений между Церковью и государством в условиях текущей действительности, и не считают возможным об этом умолчать. Было бы неправдой, не отвечающей достоинству Церкви и притом бесцельной и ни для кого не убедительной, если бы она стала утверждать, что между Православной Церковью и государственной властью Советских Республик нет никаких расхождений. Но это расхождение состоит не в том, в чем желает его видеть политическая подозрительность и в чем его указывает клевета врагов Церкви. Церковь не касается перераспределения богатств или их обобществления, т.к. всегда признавала это правом государства, за действия которого не ответственна. Церковь не касается и политической организации власти, ибо лояльна в отношении правительств всех стран, в границах которых имеет своих членов. Она уживается со всеми формами государственного устройства от восточной деспотии старой Турции до Республики Северо-Американских Штатов. Это расхождение лежит в непримиримости религиозного учения Церкви с материализмом, официальной философией коммунистической партии и руководимого ею правительства Советских Республик.

Церковь признает бытие духовного начала, коммунизм его отрицает. Церковь верит в Живого Бога, Творца мира. Руководителя его жизни и судеб, коммунизм - не допускает Его существования, признает самопроизвольность бытия мира и отсутствие разумных конечных причин в его истории. Церковь полагает цель человеческой жизни в небесном призвании души и не перестает напоминать верующим об их небесном отечестве, хотя бы жила в условиях наивысшего развития материальной культуры и всеобщего благосостояния, коммунизм - не желает знать для человека никаких других целей, кроме земного благоденствия. С высот философского миросозерцания идеологическое расхождение между Церковью и государством нисходит в область непосредственного практического знания, в сферу нравственных принципов. Церковь верит в незыблемость начал нравственности, справедливости и права, коммунизм - считает их условным результатом классовой борьбы и оценивает явления нравственного порядка исключительно с точки зрения целесообразности. Церковь проповедует любовь и милосердие, коммунизм - товарищество и беспощадность борьбы. Церковь внушает верующим возвышающее человека смирение, коммунизм - унижающую его гордость. Церковь сохраняет плотскую чистоту и святость плодоношения, коммунизм - не видит в брачных отношениях ничего, кроме удовлетворения инстинктов. Церковь видит в религии животворящую силу, не только обеспечивающую человеку достижение его вечного предназначения, но и служащую источником всего великого в человеческом творчестве, основу земного благополучия, счастья и здоровья народов. Коммунизм смотрит на религию, как на опиум, опьяняющий народы и расслабляющий их энергию, как на источник их бедствий и нищеты. Церковь хочет процветания религии, коммунизм - ее уничтожения.

При таком глубоком расхождении в самых основах миросозерцания между Церковью и государством не может быть никакого внутреннего сближения или примирения, как невозможно примирение между положением и отрицанием, между «да» и «нет», потому что душою Церкви, условием ее бытия и смыслом ее существования является то самое, что категорически отрицает коммунизм. Никакими компромиссами и уступками, никакими частичными изменениями в своем вероучении или перетолкованиями его, в духе коммунизма. Церковь не могла бы достигнуть такого сближения. Жалкие попытки в этом роде были сделаны обновленцами: одни из них ставили своей задачей внедрить в сознание верующих мысль, будто христианство, по существу своему, не отличается от коммунизма и что коммунистическое государство стремится к достижению тех же целей; что и Евангелие, но свойственным ему способом, т.е. не силой религиозных убеждений, а путем принуждения. Другие рекомендовали пересмотреть христианскую догматику в том смысле, чтобы ее учение об отношении Бога к миру не напоминало отношение монарха к подданным и более соответствовало республиканским понятиям; третьи требовали исключения из календаря святых «буржуазного происхождения» и лишения их церковного почитания. Эти попытки, явно неискренние, вызывали глубокое негодование людей верующих.

Православная Церковь никогда не станет на этот недостойный путь и никогда не откажется ни в целом, ни в частях от своего, обвеянного святыней прошлых веков, вероучения в угоду одному из вечносменяющихся общественных настроений.

При таком непримиримом идеологическом расхождении между Церковью и государством, неизбежно отражающемся на жизнедеятельности этих организаций, столкновение их в работе дня может быть предотвращено только последовательно проведенным законом об отделении Церкви от государства, согласно которому ни Церковь не должна мешать гражданскому правительству в условиях материального благополучия народа, ни государство - стеснять Церковь в ее религиозно-нравственной деятельности.

Такой закон, изданный в числе первых революционным Правительством, вошел в состав Конституции СССР и мог бы - при изменившейся политической системе - до известной степени удовлетворить обе стороны. Церковь не имеет религиозных оснований его не принять. Господь Иисус Христос заповедал предоставлять «кесарево», т. е. заботу о материальном благосостоянии народа - «кесарю», т. е. государственной власти, - и не оставил Своим последователям завета влиять на изменение государственных форм и руководить их деятельностью. Согласно этому вероучению и традициям Православная Церковь всегда сторонилась политики и оставалась послушной государству во всем, что не касается веры. Оттого, внутренне чуждая правительству в древнеримской империи или в недавней Турции, она могла оставаться и в действительности оставалась лояльной в гражданском отношении. Но современное государство, со своей стороны, не может требовать от нее ничего большего. В противоположность старым политическим теориям, считавшим необходимым для внутреннего скрепления политических объединений религиозное единодушие граждан, оно не признает последнего важным в этом отношении, решительно заявляет, что не нуждается в содействии Церкви в достижении им поставленных задач и предоставляет гражданам полную религиозную свободу.

При создавшемся положении Церковь желала бы только полного и последовательного проведения в жизнь закона об отделении Церкви от государства.

К сожалению, действительность далеко не отвечает этому желанию. Правительство, как в своем законодательстве, так и в порядке управления, не остается нейтральным по отношению к вере и неверию, но совершенно определенно становится на сторону атеизма, употребляя все средства государственного воздействия к его насаждению, развитию и распространению в противовес всем религиям. Церковь, на которую ее вероучением возлагается религиозный долг проповеди Евангелия всем, в том числе и детям верующих, лишена по закону права выполнить этот долг по отношению к лицам, не достигшим 18-летнего возраста. Между тем, в школах и организациях молодежи детям самого раннего возраста и подросткам усиленно внушаются принципы атеизма со всеми логическими выводами из них. Основной закон дает гражданам право веровать во что угодно, но он сталкивается с законом, лишающим религиозное общество права юридического лица и связанного с ним права обладания какой бы то ни было собственностью, даже предметами, не представляющими никакой материальной ценности, но дорогими и священными для верующего исключительно по своей религиозной значимости. В целях пропаганды противорелигиозной, по силе этого закона, у Церкви отобраны и помещены в музеи почитаемые ею останки святых.

В порядке управления Правительство принимает все меры к подавлению религии: оно пользуется всеми поводами к закрытию церквей и обращению их в места публичных зрелищ и упразднению монастырей, несмотря на введение в них трудового начала, подвергает служителей Церкви всевозможным стеснениям в житейском быту, не допускает лиц верующих к преподаванию в школах, запрещает выдачу из общественных библиотек книг религиозного содержания и даже только идеалистического направления и устами крупных государственных деятелей неоднократно заявляло, что и та ограниченная свобода, которой Церковь еще пользуется, есть временная мера и уступка вековым религиозным навыкам народа.

Из всех религий, испытывающих на себе всю тяжесть перечисленных стеснений, в наиболее стесненном положении находится Православная Церковь, к которой принадлежит огромное большинство русского народа, населения, составляющего подавляющее большинство и в государстве. Ее положение отягощается еще тем обстоятельством, что отколовшаяся от нее часть духовенства, образовавшая из себя обновленческую схизму, стала как бы государственной Церковью, которой Советская власть, вопреки ею же изданным законам, оказывает покровительство - в ущерб Церкви Православной. В официальном акте правительство заявило, что единственно законным представителем Православной Церкви в пределах СССР оно признает обновленческий синод. Обновленческий раскол имеет действующие беспрепятственно органы высшего и епархиального управления, его епископы допускаются в епархии, им разрешается посещение общин, в их распоряжение почти повсеместно переданы отобранные у православных соборные храмы, обыкновенно вследствие этого пустующие. Обновленческое духовенство в известной степени пользуется даже материальной поддержкой правительства, так, например, его делегаты получили бесплатные билеты по железной дороге для проезда в Москву на их так наз. «Священный Собор» 1923 г. и бесплатное помещение в Москве, в 3-ем доме Московского Совета. Большая часть православных епископов и священнослужителей, находящихся в тюрьме или в ссылке, подверглись этой участи за их успешную борьбу с обновленческим расколом, которая - по закону - составляет их бесспорное право, не в порядке управления, рассматривается в качестве противодействия видам правительства.

Православная Церковь не может по примеру обновленцев засвидетельствовать, что религия в пределах СССР не подвергается никаким стеснениям и что нет другой страны, в которой она пользовалась бы столь полной свободой. Она не скажет вслух всего мира этой полной лжи, которая может быть внушена только или лицемерием, или сервилизмом, или полным равнодушием к судьбам религии, заслуживающим безграничного осуждения в ее служителях. Напротив, со всей справедливостью она должна заявить, что не может признать справедливым и приветствовать ни законов, ограничивающих ее в исполнении своих религиозных обязанностей, ни административных мероприятий, во много раз увеличивающих стесняющую тяжесть этих законов, ни покровительства, оказываемого - в ущерб ей - обновленческому расколу. Свое собственное отношение к государственной власти Церковь основывает на полном и последовательном проведении в жизнь принципа раздельности Церкви и государства. Она не стремится к ниспровержению существующего порядка и не принимает участия в деяниях, направленных к этой цели, она никого не призывает к оружию и политической борьбе, она повинуется всем законам и распоряжениям гражданского характера, но она желает сохранить в полной мере свою духовную свободу и независимость, предоставленные ей Конституцией, и не может быть слугой государства. Лояльности Православной Церкви Советское Правительство не верит. Оно обвиняет ее в деятельности, направленной к свержению нового порядка и восстановлению старого. Мы считаем необходимым заверить правительство, что эти обвинения не соответствуют действительности. В прошлом, правда, имели место политические выступления Патриарха, подававшие повод к этим обвинениям, но все изданные Патриархом акты подобного рода направлялись не против власти в собственном смысле. Они относятся к тому времени, когда революция проявляла себя исключительно со стороны разрушительной, когда все общественные силы находились в состоянии борьбы, когда власти в смысле организованного правительства, обладающего необходимыми орудиями управления, не существовало. В то время слагающиеся органы центрального управления не могли сдерживать злоупотреблений и анархии ни в столицах, ни на местах. Всюду действовали группы подозрительных лиц, выдававших себя за агентов правительства, а в действительности оказавшихся самозванцами с преступным прошлым и еще более преступным настоящим. Они избивали епископов и священнослужителей, ни в чем не повинных, врывались в дома и больницы, убивали там людей, расхищали там имущество, ограбляли храмы и затем бесследно рассеивались. Было бы странным, если бы при таком напряжении политических и своекорыстных страстей, при таком озлоблении одних против других, среди этой всеобщей борьбы одна Церковь оставалась равнодушной зрительницей происходящих нестроений.

Проникнутая своими государственными и национальными традициями, унаследованными ею от своего вековечного прошлого. Церковь в эту критическую минуту народной жизни выступила на защиту порядка, полагая в этом свой долг перед народом. И в этом случае она не разошлась со своим вероучением, требующим от нее послушания гражданской власти, ибо Евангелие обязывает христианина повиноваться власти, употребляющей свой меч во благо народа, а не анархии, являющейся общественным бедствием. Но с течением времени, когда сложилась определенная форма гражданской власти. Патриарх Тихон заявил в своем воззвании к пастве о лояльности в отношении к Советскому Правительству, решительно отказался от всякого влияния на политическую жизнь страны, до конца своей жизни Патриарх оставался верен этому акту. Не нарушили его и православные епископы. Со времени издания его нельзя указать ни одного судебного процесса, на котором было бы доказано участие православного клира в деяниях, имевших своей целью ниспровержение Советской власти.

Епископы и священнослужители, в таком большом количестве страждущие в ссылке, тюрьмах или на принудительных работах, подвергались этим репрессиям не по судебным приговорам, а в административном порядке, без точно формулированного обвинения, без правильного расследования дела, без гласного судебного процесса, без предоставления возможности защиты, часто даже без объяснения причин, что является бесспорным доказательством отсутствия серьезного обвинительного материала против них. Православную иерархию обвиняют в сношении с эмигрантами в отношении их политической деятельности, направленной против Советской власти. Это второе обвинение так же далеко от истины, как и первое.

Патриарх Тихон осудил политические выступления зарубежных епископов, сделанные ими от лица Церкви. Кафедры ушедших с эмигрантами епископов были замещены им другими лицами. Когда созванный с его разрешения Карловацкий Собор превысил свои церковные полномочия, вынес постановление политического характера. Патриарх осудил его деятельность и распустил синод, допустивший уклонение Собора от его программы. Хотя канонически православные епархии, возникшие за границей, подчинены Российскому патриархату, однако в действительности управление ими из Москвы и в церковном отношении невозможно по отсутствию легальных форм сношений с ними, что снимает с Патриарха и его заместителей ответственность за происходящее в них. Можем заверить правительство, что мы не принимаем участие в их политической деятельности и не состоим с ними ни в открытых, ни в тайных сношениях по делам политическим. Отсутствие фактов, уличающих Православную иерархию в преступных сношениях с эмигрантами, заставляет врагов Церкви, для которых выгодно возбуждать против нас недоверие правительства, прибегать к гнусным подлогам.

Таков «документ», предъявленный в октябре 1925 г. Введенским, именующим себя митрополитом, на так наз. «Священном Соборе» обновленцев, не постыдившимся сделать вид, что он поверил в подлинность этой грубо сфабрикованной подделки.

Свои отношения к гражданской власти, на основе законов об отделении Церкви от государства. Церковь мыслит в такой форме. Основной закон нашей страны устраняет Церковь от вмешательства в политическую жизнь. Служители культа, с этой целью, лишены как активного, так и пассивного избирательного права, и им запрещено оказывать влияние на политическое самоопределение масс силою религиозного авторитета. Отсюда следует, что Церковь, как в своей открытой деятельности, так и в своем интимном пастырском воздействии на верующих, не должна подвергать критике или порицанию гражданские мероприятия правительства, но отсюда вытекает и то, что она не должна и одобрять их, т.к. не только порицание, но и одобрение правительства есть вмешательство в политику, и право одобрения предполагает право порицания или хотя бы право воздержания от одобрения, которое всегда быть может понято, как знак недовольства и неодобрения. Соответственно этому Церковь и действует.

С полной искренностью мы можем заверить правительство, что ни в храмах, ни в церковных учреждениях, ни в церковных собраниях от лица Церкви не ведется никакой политической пропаганды. Епископы и клир и на будущее время воздержатся от обсуждения политических вопросов в проповедях и пастырских посланиях. Церковные учреждения, начиная приходскими советами и кончая Патриаршим Синодом, отнесутся к ним как к предметам, выходящим за пределы их компетенции. Они не будут также вносимы в программу приходских собраний, благочиннических и епархиальных съездов, всероссийских соборов и не будут на них затрагиваемы. В избрании членов церковных учреждений и представительных собраний Церковь совершенно не будет считаться с политическими взглядами, с социальным положением, имущественным состоянием и партийной принадлежностью избираемых, каковы бы они ни были, и ограничится предъявлением к ним исключительно религиозных требований и чистоты веры, ревности о нуждах Церкви, безупречности личной жизни и нравственного характера.

В республике всякий гражданин, не пораженный в политических правах, призывается к участию в законодательстве и управлении страной, в организации правительства и влиянию в законом установленной форме на его состав. И это является не только его правом, но и обязанностью, гражданским долгом, в выполнении которого никто не вправе стеснять его.

Церковь вторглась бы в гражданское управление, если бы, отказавшись от открытого обсуждения вопросов политических, стала влиять на направление дел путем пастырского воздействия на отдельных лиц, внушая им либо полное уклонение от политической деятельности, либо определенную программу таковой, призывая к вступлению в одни политические партии и к борьбе с другими. У каждого верующего есть свой ум и своя совесть, которые и должны указывать ему наилучший путь к устроению государства. Отнюдь не отказывая вопрошающим в религиозной оценке мероприятий, сталкивающихся с христианским вероучением, нравственностью и дисциплиной, в вопросах чисто политических и гражданских. Церковь не связывает их свободы, внушая им лишь общие принципы нравственности, призывая их добросовестно выполнять свои обязанности, действовать в интересах общего блага, не с малодушной целью угождать силе, а по сознанию справедливости и общественной пользы.

Совершенное устранение Церкви от вмешательства в политическую жизнь в республике с необходимостью влечет за собой и ее уклонение от всякого надзора за политической благонадежностью своих членов. В этом лежит глубокая черта различия между Православной Церковью и обновленческим расколом, органы управления которого и его духовенство, как это видно из их собственных неоднократных заявлений в печати, взяли на себя перед правительством обязательство следить за лояльностью своих единоверцев, ручаться в этом отношении за одних и отказывать в поруке другим.

Православная Церковь считает сыск и политический донос совершенно несовместимым с достоинством пастыря. Государство располагает специальными органами наблюдения, а члены Церкви, ее клир и миряне ничем не отличаются, в глазах современного правительства, от прочих граждан и потому подлежат политическому надзору в общем порядке. Из этих принципов вытекает недопустимость церковного суда по обвинению в политических преступлениях.

Обновленческий раскол, возвращая себя в положение государственной Церкви, такой суд допускает.

На так называемом обновленческом соборе 1923 г. по обвинению в политических преступлениях были подвергнуты церковным наказаниям, по справедливости вмененными Православной Церковью в ничто. Патриарх Тихон и епископы, удалившиеся с эмигрантами за границу. Православная Церковь такой суд отменяет.

Те церковно-гражданские законы, которыми руководилась Церковь в христианском государстве, после падения его утратили силу, а чисто церковные законодательства, которыми единственно в настоящее время может руководиться Церковь, не предусматривают суда над клириками и мирянами по обвинению в политических преступлениях и не содержат в своем составе еще канонов, которые налагали бы на верующих церковные наказания за преступления подобного рода.

В качестве условий легализации церковных учреждений представителями ОГПУ неоднократно предъявлялось Патриарху Тихону и его заместителям требование доказать свою лояльность по отношению к правительству путем церковного осуждения русских епископов, действующих за границей против Советской власти.

Исходя из изложенных выше принципов, мы не можем допустить обращения церковного амвона и учреждений в одностороннее орудие политической борьбы, тем более, что политическая заинтересованность зарубежного епископата бросает тень на представителей Православной Церкви в пределах СССР, питает недоверие к их законопослушности и мешает установлению нормальных отношений между Церковью и государством. Тем не менее мы были бы поставлены в большое затруднение, если бы от нас потребовали бы выразить свое неодобрение в каком-нибудь церковном акте судебного характера, т. к. собрание канонических правил, как было сказано, не предусматривает суда за политические преступления.

Но если бы даже Православная иерархия, не считаясь с этим обстоятельством по примеру обновленцев, решилась приступить к такому суду, то встретила бы целый ряд специальных затруднений, создающих неустранимые препятствия для закономерной постановки процесса, при которой единственно определения суда могут получить непререкаемый канонический авторитет и быть приняты Церковью.

Зарубежных епископов мог бы судить только собор Православных епископов, но вполне авторитетный собор не может состояться уже потому, что около половины Православных епископов находятся в тюрьме или ссылке и, следовательно, их кафедры не могут иметь законного представительства на соборе.

Согласно церковным правилам вселенского значения необходимо личное присутствие обвиняемых на суде, и только в случае злонамеренного уклонения их от суда разрешается заочное слушание дела. Зарубежные епископы - тяжкие политические преступники в глазах Советской власти - в случае их прибытия в пределы СССР были бы лишены гарантии личной безопасности, а потому их уклонение и не могло бы быть признано злонамеренным.

Всякий суд предполагает судебное следствие. Православная Церковь не располагает органами, через посредство которых она могла бы расследовать дело о политических преступлениях Православных епископов за границей.

Но она не могла бы произнести свой суд и на основании того обвинительного материала, который собран правительственными учреждениями и если бы даже он был представлен на собор, так как в случае возражения против него со стороны обвиняемых или представления ими новых данных и оправдывающих документов, собор был бы поставлен в необходимость пересмотра правительственного расследования, что со стороны Церкви было бы совершенно недопустимым нарушением гражданских законов.

Обновленческий собор 1923 г., сделавший опыт суда, которого от нас требуют, и пренебрегший церковными законами, которые его не допускают, тем самым сделал свои постановления ничтожными и никем не признанными. Закон об отделении Церкви от государства двусторонен: он запрещает Церкви принимать участие в политике и гражданском управлении, но содержит в себе и отказ государства от вмешательства во внутренние дела Церкви - в ее вероучение, богослужение и управление.

Всецело подчиняясь этому закону, Церковь надеется, что и государство добросовестно исполнит по отношению к ней те обязательства по сохранению ее свободы и независимости, которые в этом законе оно на себя приняло.

Церковь надеется, что не будет оставлена в этом бесправном и стесненном положении, в котором она находится в настоящее время, что законы об обучении детей закону Божию и о лишении религиозных объединений прав юридического лица будут пересмотрены и изменены в благоприятном для Церкви направлении, что останки святых, почитаемых Церковью, перестанут быть предметом кощунственных действий и из музеев будут возвращены в храм.

Церковь надеется, что ей будет разрешено организовать епархиальное управление, избрать Патриарха и членов Священного Синода, действующих при нем, созвать для этого, когда она признает нужным, епархиальные съезды и Всероссийский Православный Собор.

Церковь надеется, что правительство воздержится от всякого гласного или негласного влияния на выборы членов этих съездов и Собора, не стеснит свободы обсуждения религиозных вопросов на этих собраниях и не потребует никаких предварительных обязательств, заранее предрешающих сущность их будущих постановлений.

Церковь надеется также, что деятельность созданных таким образом церковных учреждений не будет поставлена в такое положение, при котором назначение епископов на кафедры, определения о составе Священного Синода, им принимаемые решения проходили бы под влиянием государственного чиновника, которому возможно будет поручен политический надзор за ними.

Представляя настоящую памятную записку на усмотрение Правительства, Российская Церковь еще раз считает возможным отметить, что она с совершенной искренностью изложила перед Советской властью как затруднения, мешающие установлению взаимно благожелательных отношений между Церковью и государством, так и те средства, которыми они могли бы быть устранены. Глубоко уверенная в том, что прочное и доверчивое отношение может быть основано только на совершенной справедливости, она изложила открыто, без всяких умолчаний и обоюдностей, что она может обещать Советской власти, в чем не может отступить от своих принципов и чего ожидает от правительства СССР.

Если предложения Церкви будут признаны приемлемыми, она возрадуется о правде тех, от кого это будет зависеть. Если ее ходатайство будет отклонено, она готова на материальные лишения, которым подвергается, встретит это спокойно, памятуя, что не в целости внешней организации заключается ее сила, а в единении веры и любви преданных ей чад ее, наипаче же возлагает свое упование на непреоборимую мощь ее Божественного Основателя и на Его обетование о неодолимости Его Создания».

Архиепископы Иларион (Троицкий) и Евгений (Зернов),
профессор патристики Иван Васильевич Попов,
Соловецкий лагерь особого назначения,

Православная энциклопедия

За Христа пострадавшие. Кн. 1. С. 492-494; Цыпин. История РЦ. С. 25, 26, 31, 39, 72, 105-107, 109, 110, 127, 142-144, 151, 154, 161, 166, 180, 190-192, 614, 615, 645;

Августин (Никитин), архим. Архиеп. Иларион (Троицкий) (1886-1929): (К предстоящей канонизации) // Макарьевские чт. Можайск, 1998. Вып. 6: Канонизация святых на Руси. С. 168-179;

Голубцов С., протодиак. Мат-лы к биографиям профессоров и преподавателям МДА: Архиеп. Иларион (Троицкий) // БВ. 1998. [Т.] 2. Вып. 3. С. 108-170;

Дамаскин. Кн. 4. С. 379-446;

Кривошеева Н. А. Деятельность сщмч. Илариона (Троицкого) на Свящ. Соборе Российской Православной Церкви 1917-1918 // ЕжБК. 2000. С. 356-364;

Следственное дело Патриарха Тихона. М., 2000. С. 118, 358, 373, 374, 380, 485, 774, 778;

Асмус В., прот. Архиепископ Иларион Троицкий и православное богословие // БСб. 2001. Вып. 7. С. 56-70 ;

Сафонов Д. В. Академическое служение сщмч. Илариона (Троицкого) и его борьба с обновленчеством: (По мат-лам публ. диспутов в Политехническом музее) // БВ. 2005. № 5/6. С. 335-371;

он же. Публичные диспуты сщмч. Илариона с обновленцами в 1923 г. // АиО. 2005. № 2(43). С. 166-184;

Сщмч. Иларион, архиеп. Верейский: Жизнеописание. М., 2005;

Религиозные диспуты в Москве в 1923 году // Вестн. ПСТГУ. Сер. 2: История, история РПЦ. 2006. № 2(19). С. 215-225;

Гнедич П., прот. Догмат искупления в русской богословской науке (1893-1944). М., 2007. С. 217-222;

Ширяев Б. Н. Неугасимая лампада. М., 20085; Свидетельства архим. Илариона (Троицкого) и свящ. Павла Флоренского о прекращении существования старой «Академии у Троицы» // БВ. 2009. № 8/9. С. 501-504.

Владимир Алексеевич Троицкий, будущий архиепископ и священномученик, родился 13 сентября ст.ст. 1886 года в семье Алексия Троицкого, приходского священника села Липицы Каширского уезда Тульской губернии. Липицы - «село большое, двухштатное (то есть имеющее на своем приходе двух штатных священников. - А.Г. ), в 5-6 км ниже Серпухова по течению Оки» . В октябре 1923 года Каширский уезд вошел в состав Московской губернии . По этой причине некоторые жизнеописания ошибочно относят место рождения архиепископа Илариона (Троицкого) к Московской губернии, что, впрочем, сам владыка Иларион вряд ли стал бы расценивать как ошибку: «Липицкие-то ведь московские, - писал он из Ярославского тюремного изолятора, - значит, и я стал природный москвич!» .

Кроме старшего Владимира в семье отца Алексия Троицкого было еще четверо детей: Дмитрий, Алексей, Ольга и София.

Дмитрий (род. 6 октября ст.ст. 1887 г.) после окончания Санкт-Петербургской духовной академии принял монашество с именем Даниил. Впоследствии он стал викарием Орловской и Смоленской епархий, затем епископом Орловским и архиепископом Брянским. Так же, как и его старший брат, архиепископ Даниил был активным борцом с обновленческим расколом и исповедником. Наследие тюрем и ссылок, тяжелый и изнурительный недуг стал причиной ранней смерти владыки Даниила 17 марта 1934 года. О дне своей кончины он был извещен явлением ангелов. Перед смертью соборовался и причастился Святых Таин .

Алексей (род. 24 марта ст.ст. 1891 г.) стал священником, заняв место скончавшегося в 1917 году родителя. Позже, как и старшие братья, подвергся репрессиям, а 2 сентября 1937 года был расстрелян на подмосковном .

О сестрах владыки Илариона известно следующее. Софья (род. 17 марта ст.ст. 1889 г.) в 1914 году преподавала в одной из московских школ, не закончив до конца женские курсы , а скончалась в феврале 1916 года в неполные 27 лет . Ольга (род. 27 мая ст.ст. 1897 г.) в 1920-1921 годах также жила в Москве (Рождественка 29, кв. 4) и служила «где-то на легком месте, конечно задаром, как и все совработники» .

После безвременной кончины (в возрасте 32 лет ) мамы Владимира Варвары Васильевны заботу о детях отца Алексия Троицкого взяла на себя ее незамужняя сестра, Надежда Васильевна, преподавательница церковно-приходской школы.

Лишившись в детстве матери, Владимир Троицкий долго и остро переживал эту потерю: «Ты, мой дорогой, знаешь, - писал архимандрит Иларион в 1916 году в «Письмах о Западе», - что я почти двадцать лет назад потерял мать. В то время ощущал я свое сиротство, так сказать, практически, в смысле житейском, а теперь порою я болезненно ощущаю свое сиротство мистически». Возможно, и потому еще у владыки с детства особо теплое чувство к Богородице: «Пресвятая Богородица - наша общая Матерь» , - и в еще большей степени - к Церкви Христовой, в отношении к которой он любил приводить слова священномученика Киприана Карфагенского: «Тот не может уже иметь отцом Бога, кто не имеет матерью Церковь» . Надо думать, что это высшее материнство в совершенной мере восполнило если уж и не житейское, то «мистическое» сиротство архиепископа Илариона.

Рано освоив грамоту, Владимир в возрасте пяти лет уже участвует в храмовом богослужении, читает часы и . Если старший современник Володи Троицкого писатель А.П. Чехов вспоминал, что он и его братья в детстве пели на клиросе, но «в это время чувствовали себя маленькими каторжниками» , то будущий священномученик с детства относился к богослужению с любовью, которую пронес через всю жизнь: «Однажды он сказал мне, - вспоминал об архимандрите Иларионе (Троицком) бывший студент МДА Сергей Волков, - что церковное богослужение, исполненное по Уставу, с любовью и тщанием, прекраснее лучшей оперы с ее “нелепыми руладами и часто посредственным смыслом”… Эту красоту церковного богослужения, которая привлекала меня в академии, сильно и глубоко чувствовал Иларион» .

В том же пятилетнем возрасте Володя в компании младшего брата Дмитрия делает попытку уйти в Москву «учиться». «Ну и оставайся неученым», - был суровый ответ на жалобы утомленного длительным путешествием и заплаканного братишки . На отцовские упреки старший из беглецов приводит пример Ломоносова, который ради учебы отправился в Москву пешком из Архангельска. Н. Кривошеева с печальной иронией замечает: «Спустя тридцать лет он поедет “продолжать свое образование” из Москвы в Архангельск» .

Таким образом, основные жизненные интересы Владимира определились уже с первых лет его жизни. Кратко их можно обозначить двумя словами - это Церковь и наука. Впрочем, второй интерес, то есть наука, был для него производным от первого, поскольку наука имеет смысл только тогда, когда она, так или иначе, служит Церкви: «наука должна быть ancilla Ecclesiae» . И если о науке архиепископ Иларион всегда вспоминал как о «своей первой и единственной любви» , то Церкви были посвящены не только почти все его богословские работы, но и вся его жизнь.

В 10 лет Владимир поступает в Тульское духовное училище, по окончании которого в 1900 году продолжает образование в Тульской духовной семинарии, где учится с неизменным успехом. В 1906 году В. Троицкий поступает на казенный счет в Московскую духовную академию. Кроме того, ему присуждается частная стипендия имени профессора В.Д. Кудрявцева-Платонова.

Ко времени учебы Владимира Троицкого в семинарии и академии революционные идеи захватили значительную часть русского общества. Причем очень часто рассадниками этих идей являлись именно духовные учебные заведения. Революционные настроения не прошли и мимо МДА. Вот как описывал первые впечатления Владимира Троицкого от академии и результаты навеянных ими дум его однокурсник священник Г. Добронравов: «Владимир Алексеевич поступил в академию в 1906 году, когда чад и угар революционный, проникший и за стены академии, только начинал рассеиваться, но не исчез еще окончательно. И Владимиру Алексеевичу пришлось много пережить, видя, как он говорил, “позор академии, променявшей светлые ризы чистой и трезвой науки на яркие, но грязные разноцветные лохмотья уличной политики”, позор той академии, которую он любил как “свою возлюбленную невесту”… Но гроза не прошла бесследно для Владимира Алексеевича: его всеанализирующий ум не мог успокоиться, пока не отыскал причины, почему пронесшийся шквал захватил столь широкие круги: одним из главнейших условий, определивших такой масштаб движения, была безцерковность нашего общества, в его массе утратившего связь с Церковью, порвавшего с его исконными традициями… Как только это определилось с достаточной ясностью… он посвятил свои обязательные сочинения и свои досуги разработке вопроса о Церкви и церковности» .

Чтобы противостоять общепринятому общественному мнению о Церкви в начале XX века, нужны были немалые мужество и твердость, и можно с уверенностью сказать, что уже во время учебы в академии молодой богослов, заняв в учении о Церкви неприемлемую для многих его современников позицию, встал на путь исповедничества, который и привел его в конце концов к мученическому венцу. «Есть два рода мученичества, - писал святитель Григорий Двоеслов, - одно - внутреннее, другое - внешнее, и если не будет внешнего гонения, может быть мученичество сокровенное, когда душа сгорает готовностью на мучение» .

А в том, что отстаивание православного учения о Церкви в России начала XX века не могло совершаться без подвига исповедничества, нас могут уверить несколько иллюстраций мыслей и нравов русских людей того времени, принадлежащих к различным слоям общества.

Великий князь Александр Михайлович Романов, двоюродный дядя и друг детства императора , женатый на сестре царя Николая великой княгине Ксении Александровне, так описывал свое первое (в 12 лет) посещение Иверской часовни в Москве: «Мне казалось невозможным, чтобы Господь Бог мог избрать подобную обстановку для откровения Своим чадам святых чудес. Во всей службе не было ничего христианского. Она скорее напоминала мрачное язычество. Боясь, что меня накажут, я притворился, что молюсь, но был уверен, что мой Бог, Бог золотистых полей, дремучих лесов и журчащих водопадов, никогда не посетит Иверскую часовню… Со дня моего первого посещения Первопрестольной и в течение последовавших сорока лет я, по крайней мере, несколько сот раз целовал мощи кремлевских святых. И каждый раз я не только не испытывал религиозного экстаза, но переживал глубочайшее нравственное страдание. Теперь, когда мне исполнилось 65 лет, я глубоко убежден, что нельзя почитать Бога так, как нам это завещали наши языческие предки» .

Об утере веры в Церковь говорит нам и популярность толстовских идей в среде русской интеллигенции, которая вслед за женой Льва Толстого Софьей Андреевной могла бы сказать: «Для меня Церковь есть понятие отвлеченное» .

С криком «Бери ковры!» крестьяне топорами подрубили престол, растащили сосуды и ризы, а затем подожгли дом и церковь.

А вот наглядное изображение той нравственной бездны, в которую падало отошедшее от Церкви русское крестьянство начала XX века. В сентябре 1917 года в одном из орловских сел «был зверски убит уважаемый священник отец Григорий Рождественский со своим юношей-племянником на глазах у жены; заграбив деньги, разбойники бежали, заслышав набат; собравшиеся прихожане, увидав плавающего в своей крови убиенного пастыря, принялись растаскивать всё оставшееся после грабителей имущество осиротевшей матушки: рожь, овес, яблоки - всё, что попадало под руки» . В том же Орловском крае «28 ноября 1917 года в селе Добруни Севского уезда… солдаты и крестьяне разгромили домовую церковь и барскую усадьбу Подлиневых. С криком “Бери ковры, будет тут "игоготникам" топтаться!” крестьяне топорами подрубили престол, растащили сосуды и ризы, а затем подожгли дом и церковь. Но этого им показалось мало. Они вытащили из могил тут же, около церкви, погребенные трупы владельцев Подлиневых. Истлевшие останки владелицы: голову, руки, ноги - разбросали, а труп владельца, сохранившийся в целости, положили на солому и подожгли. “Как свинью палили”, - говорили православные. При этом били палками по животу и выдирали усы. Затем его тут же неглубоко зарыли, а цинковый гроб утащили… Позже подобная участь постигла и захоронение поэта с мировым именем А. Фета-Шеншина в храме села Клейменово» .

Подобные факты находят себе значительное объяснение тем, что в России начала прошлого столетия «в некоторых местах почти 70 процентов из поступающих» в армию «не только не знали молитв, но и не имели ни малейшего представления о религиозных началах» .

Конечно, в этом народном одичании была немалая вина самого духовенства: «Но большей частью мы становились “требоисполнителями”, а не горящими светильниками», - вспоминал о священстве предреволюционного времени .

Самое же печальное, что среди священства и церковной иерархии распространяются идеи, противоречащие традиционным церковным взглядам на природу Церкви и ее границы. «Кажется, уже и мы живем в предместьях Вавилона, если не в нем самом», - сказал как-то святитель Филарет (Дроздов) под впечатлением окружающей его действительности . Но трудно полностью защититься от множества западных гуманистических идей, исподволь проникающих в православное церковное сознание, и уже сам митрополит Филарет вводит в церковный лексикон некое новое понятие: «Христианская Церковь может быть только либо “чисто истинная”… либо “не чисто истинная”» . И хотя выражение “не чисто истинная” само по себе сомнительно, а в приложении к Церкви - Невесте Христовой звучит по меньшей мере странно, оно приживается в словесном обиходе в церковных кругах.

Любимый ученик святителя Филарета, ныне прославленный в лике преподобных, известный миссионер Алтая архимандрит Макарий (Глухарёв) уже идет дальше своего учителя. Он «в Екатеринославе молился с “духовными христианами” (молоканами) и нашел, что свет Божия озарения сияет и в их теплой вере. Квекеры, путешествующие по России в 1819 году, Грелье и Аллен, посетили его в Екатеринославе… и нашли с ним много общего, душевную близость. Впоследствии Макарий мечтал построить в Москве храм с темя отделами - для православных, католиков и лютеран…» .

В церковной среде получает распространение высказывание митрополита Киевского Платона (Городецкого; † 1891) о том, что «наши человеческие перегородки до неба не достигают» (в передаче митрополита Евлогия (Георгиевского): «Перегородки, которые настроили люди в церкви, не доходят до неба»).

Протопресвитер военного и морского духовенства в 1911-1917 годах Георгий Шавельский видел «объединение около имени Божия и около святого храма людей, разделенных временными, не божественного происхождения перегородками» , в следующих событиях армейской жизни: «Воинские чины - протестанты, католики, кальвинисты - не только солдаты, но и офицеры, наряду с православными аккуратно посещали свою полковую православную церковь… соблюдали православные праздники и обычаи; в военное время пред сражениями даже офицеры нередко исповедовались и приобщались у полковых - православных - священников» .

Подобное отношение к инославию постепенно проникает в среду монахов и мирян. И вот уже монахини Вировского монастыря во главе с игуменьей Анной приветствуют «несущего Святые Дары ксендза низким поклоном и с горящими свечами» провожают «его до постели больной» . А русские воины во время Первой мировой войны не останавливаются и перед участием в евхаристическом общении с униатами: «Бедняги солдаты, шедшие на фронт, а потому на верную смерть, не имели возможности причаститься, ходили к униатам, там молились и причащались. Мне рассказывали, - вспоминал митрополит Евлогий, - как в униатском монастыре они вместе с униатами восклицали: “Святой священномучениче Иосафате, моли Бога о нас” (это тот Иосафат Кунцевич, который был известным гонителем Православия)» .

В это время русские богословы подводят идейную базу под действия такого рода. «Так, протоиерей П.Я. Светлов утверждает, что западные христианские вероисповедания, наравне с православным, суть христианские Церкви и принадлежат к Церкви Вселенской, а не внецерковные общества, отделенные от Церкви, - что существующие христианские Церкви на Западе и Востоке суть поместные Церкви или части Вселенской Церкви, и потому присвоение какою-либо из них прав Церкви Вселенской незаконно» .

В атмосфере отмеченных идей и нравов, всё более захватывающих русских людей, отстаивание традиционных взглядов на Церковь, как уже было сказано выше, стало для Владимира Троицкого началом исповеднического подвига, который он с честью пронес через всю жизнь.

В 1910 году Владимир Алексеевич заканчивает академию первым магистрантом в степени кандидата богословия. Кандидатское сочинение В. Троицкого (объемом в 1306 страниц) под названием «История догмата о Церкви» вызвало более чем положительные отзывы рецензентов.

Профессор А.Д. Беляев, не сделавший ни одного отрицательного замечания в своем отзыве, дает следующую характеристику работе молодого богослова: «При первом взгляде на огромный объем сочинения Владимира Троицкого и принимая во внимание краткость времени, назначенного для его написания, можно подумать, что оно нагружено сырым материалом, однако на самом деле этого нет. Он пишет документально, и выписок из отеческой литературы, кратких и некратких, в его сочинении очень много… Но эти многочисленные выдержки, как камни в стене здания, хорошо пригнанные и крепко спаянные цементом, объединены и связаны мыслию, а оттого и всё сочинение, несмотря на разнообразие и огромное количество внесенного в него материала, оказывается хорошо обработанным, последовательно и стройно изложенным. Чтение сочинения Владимира Троицкого, несмотря на его обширность, не утомительно: так разнообразно его содержание, так много затронуто в нем важных вопросов и рассеяно дельных мыслей, да к тому же и изложено оно языком легким, чистым, вполне литературным. Автор сочинения отлично подготовлен к делу письменных ученых трудов и к литературной обработке их. В его сочинении талант и трудолюбие взаимно друг друга поддерживают. Автор сочинения не только достоин степени кандидата богословия, но оно должно быть признано прямо выдающимся по учено-литературным достоинствам трудом» .

Не многим менее хвалебную рецензию на диссертацию В. Троицкого составил и ректор МДА епископ Феодор (Поздеевский), который после незначительных критических замечаний завершил свой местами просто восторженный отзыв следующими словами: «Повторяем, что автор сделал громадный труд, скажем, сделал ценный вклад в науку и за свое сочинение не только заслуживает степени кандидата богословия, но и особенной похвалы, скажем больше: сочинение это может быть даже в настоящем его виде печатаемо в качестве магистерской диссертации» .

За кандидатское сочинение В. Троицкий был награжден премией митрополита Иосифа. Совет академии от 10 июня 1910 года определил оставить его на 1910/1911 учебный год при академии для подготовки к преподавательской деятельности .

6 октября 1910 года Совет МДА постановил: «На первую кафедру Священного Писания Нового Завета пригласить кандидата и профессорского стипендиата академии выпуска 1910 года Владимира Троицкого , предложив ему посвятить текущий 1910/1911 учебный год подготовлению к занятию означенной кафедры под руководством заслуженного ординарного профессора М.Д. Муретова , а в конце года прочесть в присутствии Совета две пробные лекции» .

Нужно отметить, что В. Троицкий должен был заместить на кафедре проф. М.Д. Муретова , который и рекомендовал его в качестве своего преемника, отметив в молодом богослове «серьезную как лингвистическую, так и методологическую подготовку к научному изучению и академическому преподаванию Священного Писания Нового Завета» . Первая и вторая кафедры Священного Писания Нового Завета делили содержание предмета на две части. Преподаватель второй кафедры читал «о Деяниях и Посланиях апостольских и об Апокалипсисе», в то время как занимавший первую кафедру преподавал «введение в новозаветные книги и о Евангелиях; после же исагогических и эгзегетических лекций о Евангелиях» излагал «в связном систематическом виде Историю земной жизни Господа нашего Иисуса Христа с опровержением всяких лживых и богохульных теорий, ныне особенно усердно распространяемых» .

3 мая 1911 года на собрании Совета академии В. Троицкий прочитал две пробные лекции на темы «Гностицизм и Церковь в отношении к Новому Завету» и «Сын Божий и Церковь (толкование Мф. XVI, 13-18)». Тема первой из лекций была выбрана самим испытуемым, второй - назначена Советом МДА. «Обе лекции, прочитанные профессорским стипендиатом Троицким, Совет академии единогласно признал удовлетворительными, а лектора - достойным избрания на должность преподавателя академии по 1-й кафедре Священного Писания Нового Завета, имеющей освободиться с начала 1911/1912 учебного года» . Святейший Синод утвердил «профессорского стипендиата Московской духовной академии, кандидата богословия Владимира Троицкого в должности преподавателя названной академии по I-й кафедре Священного Писания Нового Завета в звании и.д. доцента с 16 августа» 1911 года. Указ об этом утверждении был зачитан на заседании Совета МДА 1 сентября того же года .

Владимир Алексеевич со свойственной ему самоиронией так прокомментировал свое утверждение в новой должности: «Да, вот уже три дня как на первой кафедре Нового Завета наступила мерзость научного запустения в моем лице» .

Лето 1911 года молодой преподаватель напряженно работает над окончанием магистерского сочинения «Очерки из истории догмата о Церкви». Автор с трудом справляется с объемом используемой литературы и потоком новых идей: «Я в настоящее время бросаюсь от одной книги к другой. Совсем голова кругом пошла. Дело, пожалуй, и успешно идет, но столько всякой всячины заявляет о своем существовании, но столько вопросов возникает, столько мыслей роится в голове, что просто хоть отлагай еще на год окончание магистерской. Впрочем, я уверен, что и через пять лет не успокоился бы вполне» .

К сентябрю работа закончена: «Рад только тому я, что магистерская окончена (через неделю будет переписана)». В целях ускоренного окончания диссертации автору пришлось исключить из нее целую главу, соответствующую 7-й главе его кандидатского сочинения, в которой рассматривалось учение о Церкви святителей Кирилла Иерусалимского, Василия Великого, Григория Нисского, Иоанна Златоуста, Кирилла Александрийского и Илария Пиктавийского: «…кончина ее (диссертации. - А.Г. ) была безвременная и даже насильственная. Одну главу утаиваю, ибо в том виде, в каком она у меня имеется, грош ей цена, а чтобы придать ей сколько-нибудь приличный вид, нужно работать целый месяц, а я его не имею. Добавлю после, хотя, возможно, это будет на том свете» . Последнее высказывание оказалось пророческим.

В Совет академии В. Троицкий сдал рукопись своей работы лишь 1 марта 1912 года. Следует предположить, что автору пришлось потратить еще полгода на подготовку окончательного варианта своего труда. Для оценки научной ценности магистерского сочинения Владимира Троицкого назначены два рецензента: заслуженный ординарный профессор М.Д. Муретов назначен решением Совета академии, ординарный профессор С.С. Глаголев - ректором МДА епископом Феодором (Поздеевским) .

Он никогда не был только теоретиком: он был человеком дела, всегда соединявшим теорию с практикой.

С 1911 года молодой преподаватель начинает чтение лекций, пользующихся неизменной популярностью у слушателей. С. Волков вспоминал «его блестящие публичные лекции о Церкви и о России». «Слышанные мною лекции, - писал бывший студент МДА, - содержали введение в изучаемую дисциплину и были прочитаны прекрасным языком. В них было много публицистического элемента, откликов на современность… Он не мог спокойно повествовать… а должен был гореть, зажигать своих слушателей, спорить, полемизировать, доказывать и опровергать. Теперь мне думается, что ему скорее подошла бы апологетика, а не экзегетика. Он никогда не был только теоретиком: он был человеком дела, всегда соединявшим теорию с практикой» . Здесь нужно заметить, что, как уже было сказано выше, на 1-й кафедре Нового Завета МДА эгзегетика преподавалась именно в апологетическом ключе, и толкование евангельских текстов должно было включать опровержение «всяких лживых и богохульных теорий, ныне особенно усердно распространяемых» . Так что полемическая направленность лекций В. Троицкого вполне отвечала содержанию предмета занимаемой им кафедры.

На преподавательской кафедре Владимир Алексеевич освоился быстро и «с четвертой или пятой лекции стал себя чувствовать совсем так же, как у себя дома», несмотря на то (а может и благодаря тому), что лекции читал по памяти и взял себе за правило: «тетрадку не брать даже и в академию» .

В июле 1912 года в составе академической группы В. Троицкий совершает поездку по странам Западной Европы (Германия, Швейцария, Италия, Франция), наполнившую его множеством разнообразнейших впечатлений: «Могу сказать смело, что этот июль был для меня самым интересным месяцем из прожитых мною 311 месяцев» . Воспоминания об этой поездке легли в основу его «Писем о Западе». Это была его вторая поездка за пределы Отечества. В 1908 году, в бытность свою студентом МДА, В. Троицкий побывал в Болгарии, Сербии, а также - в Константинополе и на Афоне, о чем также оставил письменные воспоминания под названием «От Академии до Афона».

Защита магистерского сочинения В.А. Троицкого по разным причинам неоднократно откладывалась: «С магистерским у меня всё искушения - задерживается и задерживается» . 22 ноября 1912 года на заседании Совета академии были зачитаны отзывы С.С. Глаголева и М.Д. Муретова. Общая оценка обоих рецензентов - в высшей степени положительная. Первый из рецензентов оценил появление магистерского сочинения В. Троицкого как «праздник богословской науки» , второй признал «диссертацию В. Троицкого достойною степени не только магистерской, но и докторской» . Столь высокая оценка не стала для диссертанта поводом для гордости и не лишила его способности трезвого взгляда на проделанную работу: «Если бы я целиком верил тому, что в этих отзывах писано, то я бы, пожалуй, мог бы нос поднять довольно высоко… Зная свою книгу лучше рецензентов, я ничуть не возгордился». Чувство естественной радости диссертанта вызвано в основном надеждой на скорую защиту: «Только обрадовался, что скоро можно выступить с защитой и потом сдать всё дело в архив» .

Прежде защиты соискателю магистерской степени пришлось пережить еще одно, последнее, испытание. На следующий день после чтения в Совете МДА отзывов рецензентов, то есть 23 ноября 1912 года, Святейший Синод назначает митрополита Московского и будущего священномученика Владимира (Богоявленского) митрополитом Санкт-Петербургским и Ладожским. Без подписи правящего архиерея журнала с отзывами о научном сочинении нельзя проводить защиту диссертации. Неопределенность ввергает диссертанта в печальное состояние: «Хотел бы речь для защиты написать - не могу! Руки не поднимаются! Какая-то апатия, какая-то лень безотрадная!» .

Всё же магистерские «мытарства» Владимира Алексеевича приближались к концу. Всего за несколько дней до защиты ему было объявлено, что его магистерский диспут состоится 11 декабря 1912 года в 11 часов: «А у меня ни речи, ни гости не приглашены, ни обед не приготовлен» . Диспут прошел спокойно и закончился благополучно, если не считать того факта, что у диссертанта от пережитых волнений и усталости ко времени защиты не хватало сил даже на эмоции: «Диспут вышел не из блестящих. Возражений серьезных и интересных почти не было. Только всех удивила невозмутимость и полное спокойствие диспутанта. Но всё же довольно хорошо» .

Указом Святейшего Синода от 16 января 1913 года Владимир Троицкий был утвержден в степени магистра богословия и в должности доцента Московской духовной академии . За лучшее магистерское сочинение 1912/1913 учебного года В.А. Троицкому была присуждена премия митрополита Московского Макария размером в 289 рублей .

Основываясь на неверной датировке некоторых копий писем В. Троицкого (архимандрита Илариона), отец Дамаскин (Орловский) делает ошибочный вывод о том, что после защиты диссертации Владимир Алексеевич побывал в Житомире, где активно общался с епископом Прокопием (Титовым) и архиепископом Антонием (Храповицким) . Протодиакон Сергий Голубцов, отталкиваясь от этой исторической неточности, делает следующее предположение: «Можно предположить, что они (названные выше архиереи. - А.Г. ), несмотря на то, что юноша мечтал заняться наукой, в значительной мере склонили его к принятию монашества» .

Но, во-первых, видится неверным представлять Владимира Троицкого робким юношей, подпавшим под влияние сильных личностей, поскольку известна самостоятельность его мышления, отмеченная, в частности, рецензентами его научных работ. Во-вторых, В. Троицкий, конечно, был хорошо знаком с высокопреосвященным Антонием и, без сомнения, прислушивался к мнению известного иерарха. К примеру, последний общался с молодым преподавателем Священного Писания Нового Завета во время своего посещения МДА в октябре 1912 года . Тем не менее, в декабре 1912 года Владимир Троицкий ездил не в Житомир, а в Херсон, к родственникам отцу Леониду и Лидии Павловне Архангельским. В Житомире же он был через год после этой поездки. Это становится понятным из сопоставления содержания двух писем. Так, в письме к своей двоюродной сестре Лидии Павловне от января 1913 года Владимир Алексеевич замечает: «Антоний хоть и ругается… что я Херсон… предпочел Житомиру, но хотел 10-го (января. - А.Г. ) в вагоне по пути в СПт диссертацию прочитать» . Письмо тому же адресату от 27 декабря 1913 года, первоначально ошибочно датированное 1912 годом, подписано «Арх. Иларион». Автор письма, между прочим, замечает, что пишет «из вагона, как и прошлый год на этом же самом месте». И далее: «Еду в Киев, но из Киева мой путь уже не будет направлен к Херсону, не к Херсону, а к Житомиру» . Датировка этого письма декабрем 1913 года подтверждается упоминанием определения Совета академии о сочинении протоиерея Николая Малиновского, которое (определение) было принято на заседании Совета 11 декабря 1913 года, после отзывов М. Тареева и архимандрита Илариона .

Весной 1913 года Владимир Троицкий решается принять монашество. Товарищ Владимира Алексеевича инспектор Мариинского епархиального училища священник Г.И. Добронравов писал, что «монашество давно уже представлялось Владимиру Алексеевичу наиболее соответствующей его душевному складу формой жизни. Давно уже он любил предаваться иноческим подвигам, давно влекли его к себе святые обители, особенно пустынножительные. В его представлении… академическое делание на скамье ли студента или на кафедре профессора понималось как одно из монастырских послушаний» .

Тем не менее, не исключено, что почти до самого пострига Владимир Троицкий окончательно не отвергал для себя возможности семейной жизни. Из его писем 1912 года мы узнаем, что он договаривается о свидании , едет в Москву «на день рождения одной хорошенькой дамы» . И даже в феврале 1913 года он посещает Художественный театр «с одной дамой» .

Существует для меня только Лавра и академия, и я существую для академии.

Впрочем, такого рода события воспринимаются молодым богословом как некие акциденции, смешные случайности, о которых нельзя вспоминать без иронии. Ко времени пострига он ясно осознавал, что семейная жизнь - не его путь: «Что-то для меня женская половина вовсе как бы не существует… Существует для меня только Лавра и академия, и я существую для академии» . Выбор монашеского пути стал естественным следствием внутреннего состояния Владимира Алексеевича: «Нужно вам только сказать, что от всякого общества я отстал. В себя входить стал» .

28 марта 1913 года в лаврском скиту «Параклит» после малого славословия на великопостной утрени, под аккомпанемент первой весенней грозы совершилось чудесное превращение Владимира Алексеевича в монаха Илариона, названного в честь преподобного Илариона Нового, игумена Пеликитского. В постригаемом не видно и тени сомнения в своем выборе. Он «твердым голосом давал ответы на предлагаемые ему вопросы и произносил священные обеты» .

Ректор МДА епископ Феодор (Поздеевский) в слове наставления сказал новопостриженному: «Я знаю и не хочу скрывать сейчас, в чем твоя жертва Христу. Ты искушался и, быть может, теперь еще искушаешься любовью к той школе, которой ты служишь и чувством опасения, как бы иночество не лишило тебя этой школы» . Научную богословскую деятельность В. Троицкий воспринимал как форму служения Церкви. Своим постригом он явил готовность послужить матери-Церкви на том месте, где это будет более полезно самой Церкви, даже если для этого ему придется отказаться от своего любимого рода деятельности, то есть от науки. Дальнейшие исторические события показали промыслительное значение этого непростого для него решения молодого богослова.

После пострига отец Иларион переживает небывалый прежде духовный подъем, который служит уверением в правильности сделанного выбора: «Что я пережил, не умею рассказать, но после почувствовал себя помолодевшим, совсем мальчиком. В духовной радости пробыл пять дней в храме… В прошедшие дни моего монашества я переживал преимущественно чувство радости и душевного мира… Да, дела прежние, но чувствуется значительная перемена в себе самом. Хочется верить, что это действие особой благодати, даруемой монаху… А стоит только сознаться: “Ведь не одна же форма жизни должна быть для всех”. Я избрал ту, которая мне казалась, а теперь и оказалась наиболее подходящей. Не жалейте, а сорадуйтесь, потому что я теперь радуюсь. А что значит Иларион? Веселый» .

11 апреля 1913 года, в Великий четверг, монах Иларион рукополагается в иеродиакона и остается всё в том же мирно-радостном настроении: «Продолжаю до сего времени пребывать в мире и радости. Утром отслужишь обедню, приобщишься - так это на душе хорошо. Дома ждет дело, но дела все мои интересные, а не житейские заботы… Слава Богу! Дожил до мира и покоя. Бесу и то доступу мало. Прямо чувствуешь, что после службы он боится близко подойти - обжигается. А нам того только и требуется» .

Впрочем, благодатно-радостное состояние монаха и иеродиакона Илариона продолжалось не более двух месяцев, а именно до 30 мая, когда стало известно о его назначении на должность инспектора МДА с возведением в сан архимандрита. Настроение его теперь выглядит разительным контрастом недавней мирной радости и близко к унынию: «Сейчас чувствую больше всего одно: совершенно выбит из колеи, разрушены до основания мои планы и намерения относительно ближайшего будущего, а оно у меня намечено было на целые годы. Настроение подавленное… Летом, по крайней мере июль весь, придется сидеть в академии: буду я в своей особе совмещать и ректора, и инспектора, и помощника инспектора» . Впрочем, отец Иларион мужественно переносит крушение своих надежд и планов, главнейшие из которых, без сомненья, были связаны с его научной деятельностью. Это новое нелегкое и нежеланное для него церковное послушание он принимает с достойным подражания смирением: «Роптать не ропщу, потому что монах - церковная вещь. Личной жизни у него нет - один. Куда поставят - берись и работай. Три года уж каникул у меня не было, на нынешние было рассчитывал, но вышло не по-моему. Слава Богу за всё!» .

2 июня того же года Иларион - иеромонах, 5 июля - архимандрит. Новый 1913/1914 учебный год он начинает в должности инспектора академии. 5 ноября 1913 года на заседании Совета академии архимандрит Иларион единогласно избирается штатным экстраординарным профессором МДА . С этого времени начинается в жизни отца Илариона пятилетний период его инспекторства в МДА, период, насыщенный разнообразными событиями, оставляющими инспектору немного возможностей для научных занятий.

Подготовка и чтение лекций, рецензирование учебных и научных сочинений, участие в богослужении, участие в заседаниях Совета академии, в различных академических актах и мероприятиях, публикация статей в церковных журналах - вот неполный перечень действий и событий, наполняющих жизнь архимандрита Илариона. В 1911 году, еще в свою бытность Владимиром Алексеевичем, он читал лекции по Новому Завету на Женских курсах протоиерея Иоанна Восторгова , в 1912 году Общество любителей духовного просвещения избрало его в действительные члены и поручило «на годичном собрании сказать вроде как бы “актовую речь”» . В 1914 году отец Иларион читал лекцию (возможно - не одну) в общине великой княгини Елизаветы Федоровны . Время от времени он служит в московских храмах . Еще во времена студенчества и магистратуры отец Иларион заведовал издательским отделом Пастырско-просветительского братства при МДА, занимался изданием и распространением листков духовно-нравственного содержания для народа, участвовал в студенческой опеке школы-приюта для детей. В 1914 году он участвует в составлении и издании 24 полемических листков против унии. 15 октября 1915 года архимандрит Иларион избирается в состав академической библиотечной комиссии сроком на пять лет . Уже на закате существования академии он председательствует на совещаниях «представителей русской Церкви с католическими духовными лицами» . Много времени, сил и внимания требовала от инспектора МДА забота о духовно-нравственном состоянии учащихся, которое нередко оставляло желать лучшего: «У меня тоже есть “мальчики”, с которыми беда: один запьет, другой буянит, один даже отравиться вздумал. Почему? Не говорит. “Чрез любовь”, должно быть. Редко день пройдет без какой-нибудь докуки» .

Случались и совершенно внеплановые нагрузки. Так, в марте 1914 года Святейший Синод озадачил академического инспектора, который и без того не знал, «как справиться с академическими делами», поручением «увещания афонских монахов» , переселенных в Россию из-за споров о почитании имени Божия. Поручение это требовало специальных знаний, на приобретение которых архимандрит Иларион потратил немало времени. И хотя позже оно было отменено, академические дела отца инспектора пришли в запустенье: «Возможно, что тревога была у меня напрасно, - вспоминал он о миновавшей “грозе”, - но она была, и времени у меня пропало много. Ведь до июня чуть больше месяца, а остается прочитать 44 семестровых сочинения (прочитал на этой неделе восемь !), 5 кандидатских, еще 8 экзаменов, а праздники, службы» . «Кроме посторонних приключений» у отца инспектора еще «ежедневно стечение людей» (2 Кор. 11: 28): «Ты читать, а тут кто-нибудь придет по делу или без дела, ты читать, а тут гости и т. д.» . Для того чтобы хоть как-то справляться с делами, приходится сокращать сон: «Знаешь, замечаю, что обучился в сутки спать часов по 5-6, не больше, только всё ломает всего как-то» .

Неудивительно, что уже в первые месяцы такой напряженной жизни архимандрит Иларион, несмотря на природное здоровье, начинает испытывать переутомление: «Хуже всего, что расстроился физически и нервно: потерял сон и аппетит» . Весной 1914 года в письме к двоюродной сестре он признается: «Опять я затрепался и вот уже в третий раз за этот год чувствую переутомление» .

Важно отметить, что бодрость духа, всегда присущая отцу Илариону, не оставляет его и в этих сложных обстоятельствах: «Только из моего повествования вы не выводите заключения о моих злоключениях. Всё приемлю с радостию. На это именно и шел, и встречаю, так сказать, уже знакомое» . В письмах его можно найти лишь скорбь о недостатке в его жизни собственно монашеского делания: «Скоро год будет моему монашеству. Хорошая вещь монашество, но оно прошло мимо меня почти мельком. Беда моя вся в том, что у меня нет одиночества, а без одиночества мне жить трудно, теряется покой» . К этому примешивается печаль об отдалении от научной работы: «Когда был год моему монашеству, подвел итог, довольно плачевный. В науке застой… грехов всяких чуть разве поменьше прежнего, а душевного покоя совсем незаметно» .

О несостоявшемся участии архимандрита Илариона в «афонском деле» следует сказать дополнительно. В жизнеописаниях священномученика Илариона обыкновенно говорится, что Святейший Синод дважды - весной 1913 года и в марте 1914-го - поручал отцу Илариону участие в деле «увещания» афонских монахов . Согласно этой версии, оба раза через некоторое время поручение отменялось. Такое в течение года почти тождественное повторение факта, имеющего характерные особенности, не может не вызвать подозрения, которые увеличиваются через ознакомление с обстоятельствами жизни Троицкого весной 1913 года. Нам известно, что в марте 1913 года В. Троицкий готовится к постригу, и указанное поручение Синода в этом случае явно выглядело бы неуместным. После пострига отец Иларион в течение двух месяцев пишет своим родным о благостном состоянии, не омраченном никакими неприятностями.

Явным диссонансом к этим фактам звучит письмо отца Илариона Лидии Павловне Архангельской, датированное апрелем 1913 года, в котором пишущий замечает: «Дело с афонцами разрешается без моего участия. Возможно, что тревога была у меня напрасно, но она была, и времени у меня пропало много» .

Сомнения эти достаточно легко разрешаются внимательным ознакомлением с содержанием означенного письма. Оказывается, что письмо это состоит, собственно, из двух писем с разницей во времени около года. Датировка этих объединенных в одно писем устанавливается по описываемым в них событиям с точностью до нескольких дней.

Время написания первого письма определяется следующими указаниями. В нем названо число отъезда автора письма из Херсона от Архангельских - 31 декабря и описываются события, происшедшие с отправителем за две недели после разлуки с адресатом (то есть с Лидией Павловной). Кроме того, автор письма упоминает о своей магистерской: «Жду утверждения». Как уже отмечалось выше, Владимир Троицкий был утвержден в степени магистра богословия указом Святейшего Синода от 16 января 1913 года . Таким образом, время написания первого письма с уверенностью можно определить как период от 13 до 16 января 1913 года плюс-минус один-два дня.

Что же касается второй части составного письма, датированного в копиях апрелем 1913 года, то время его написания определяется не менее точно. Во-первых, письмо написано в последние числа апреля: «Ведь до июня чуть больше месяца». Во-вторых, говорится: «Ждем скоро диспутов Флоренского и Виноградова; вероятно, в самом непродолжительном времени состоятся». Этим упоминанием точно определяется год второго письма, поскольку магистерские диспуты священника Павла Флоренского и и. д. доцента МДА «по кафедре пастырского богословия с аскетикой и гомилетики» Василия Виноградова состоялись, соответственно, 19 и 22 мая 1914 года (об этих диспутах, как о прошедших, говорится в другом письме архимандрита Илариона - от 2 июня 1914 г. ). После этого указания на время года и сам год написания письма говорится, что «дело с афонцами разрешается» без участия автора письма. Отмеченные особенности позволяют с уверенностью датировать вторую часть составного письма концом апреля 1914 года.

Таким образом, письмо, ошибочно датированное апрелем 1913 года, состоит из двух писем. Первое (без окончания) написано и. д. доцента МДА В. Троицким в середине января 1913 года, а второе (без начала) написано инспектором академии архимандритом Иларионом в конце апреля 1914 года.

Предложенное сравнение позволяет утверждать, что поручение увещания афонских монахов дано было Святейшим Синодом архимандриту Илариону (Троицкому) единожды в марте 1914 года, о чем и упоминается в письме отца Илариона, написанном в марте 1914 года: «…на днях такое получил Синодом поручение, что сразу потерял покой и хожу осунувшимся. Дело это вообще грязноватое, крайне ответственное, к моему образу (довольно-таки позапачканному) мало подходящее, требующее немалой книжной подготовки, которой я не имею вовсе, а времени и мало остается, и главное - без того не знаю, как справиться с академическими делами. Это поручение меня просто угнетает» . Поручение это было снято в апреле того же года, о чем мы узнаем из письма конца апреля 1914 года, ошибочно датированного апрелем 1913 года.

В период своего инспекторства архимандрит Иларион поддерживает дружеские отношения с архиереями, ставшими после революции во главе различных церковных и антицерковных движений. Это архиепископ Антоний (Храповицкий), впоследствии глава РПЦЗ; епископ Феодор (Поздеевский), после нашумевшей Декларации митрополита Сергия (Страгородского) примкнувший к лагерю «непоминающих», и епископ Евдоким (Мещерский), в будущем председатель обновленческих ВЦС и Синода (все трое побывали в должности ректора МДА). Это не значит, что архимандрит Иларион не был в дружбе с другими иерархами, окончившими жизнь мученическим подвигом. Он дружил, к примеру, с епископом Прокопием (Титовым), епископом Иувиналием (Масловским), архиепископом Петром (Зверевым) и многими другими будущими священномучениками. Но на примере дружбы с тремя вышеназванными иерархами хотелось бы показать два ценных душевных качества отца Илариона, редко встречающихся в одном человеке. С одной стороны, это открытость и дружелюбие в отношениях практически со всеми людьми. С другой - самостоятельность мышления, независимость и твердость в отстаивании собственной позиции.

С митрополитом Антонием архимандрит Иларион познакомился еще в бытность свою Владимиром Троицким и с тех пор поддерживал с владыкой Антонием теплые, дружеские отношения. Вероятно, высокопреосвященный Антоний в какой-то степени повлиял на решение В. Троицкого принять монашество. Последний так вспоминал о своей беседе с архиепископом Антонием Волынским на праздник Покрова 1912 года: «“Все еще рябчиком ходишь?” - встретил меня святитель. Обо многом поговорили и вообще весьма утешился» . Будучи инспектором МДА, архимандрит Иларион отзывался о своем старшем товарище-архиерее как о «глубокочтимом святителе» , который «неустанно ратует за очищение нашего богословия от католической схоластики» .

Тем не менее, дружба и взаимоуважение обоих иерархов вполне уживались в них с самостоятельностью богословской мысли. Что же касается научной ценности богословских рассуждений митрополита Антония, то архиепископ Иларион высказывался о ней критически. По воспоминаниям С. Волкова, «знаменитый в те годы ученый архиепископ Антоний (Храповицкий) отозвался о работе Флоренского достаточно резко, сказав: “Или я уже ничего больше не смыслю в философии, или это просто хлыстовский бред!”». На это инспектор МДА заметил, что он «готов согласиться только с первой половиной его суждения, поскольку, занятый делами церковного управления и общественности, Антоний “порядком поотстал от философии и недооценивает ее новейших направлений”» .

Не менее добрые отношения сложились у инспектора академии с ректором МДА епископом Феодором (Поздеевским): «Рад я чрезвычайно, - писал он в первые месяцы своего инспекторства, - и радости не скрываю своей - тому, что преосв. Феодор относится ко мне очень хорошо. Не ругает, даже когда следует. Отношения наши чрезвычайно просты: таких отношений между ректором и инспектором в Моск. академии давно не было, я не помню» .

В 1915 году появилась «Записка думского духовенства», в которой заявлялось, что «можно указать на сотни случаев, когда монах, почти только что сошедший со студенческой скамьи, в 25-26 лет назначается смотрителем училища или инспектором семинарии» . Хотя тенденция преимущественного назначения монахов на начальственные должности имела место в духовных учебных заведениях, но, во-первых, эта тенденция представляется вполне естественной, а во-вторых, гипербола «записки» («сотни случаев») вскрывает нередкую неприязнь белого духовенства к монашеству, которая в полной мере проявилась позже в обновленческой идеологии. Архимандрит Иларион посчитал своим долгом, насколько это возможно, разоблачить ложное заявление и привел статистические данные по административному составу семинарий и духовных училищ, согласно которым, на должностных постах семинарий и училищ к 1915 году находилось всего 50 монахов, что составляло менее 10% от общего числа административных работников упомянутых учреждений. К примеру, среди инспекторов семинарий числилось 7 монахов, 7 священников и 45 светских лиц . Без сомнения, такого рода заявления инспектора МДА приветствовались ректором академии епископом Феодором.

Тем не менее, в защите монашества архимандрит Иларион сохраняет умеренную позицию, в отличие от архиепископа Антония и епископа Феодора. Для него монашество и семейная жизнь - лишь различные формы жизни, призванные вести людей по пути спасения через исполнение Христовых заповедей (см., например, «Единство идеала Христова»). И когда на Всероссийском съезде ученого монашества, проходившем под фактическим председательством епископа Феодора, был поднят вопрос о создании «монашеской» академии, архимандрит Иларион вместе с иеромонахом Варфоломеем (Ремовым) воспротивился этой идее, объясняя свою позицию тем, что «ученое монашество в настоящее время в общем не близко к богословской науке, а часто, к сожалению, относится к ней без должного уважения» .

Также дружен был архимандрит Иларион и с епископом Евдокимом (Мещерским), ректором МДА в годы студенчества в ней В. Троицкого, который поддерживал эти отношения и позже. Например, в июне 1912 года, проведя в Туле два с половиной дня, Владимир Алексеевич «мало кого видел, так как сидел почти все время» у преосвященного Евдокима, в те годы - епископа Каширского, викария Тульского архиерея . Но это не помешало архиепископу Илариону (Троицкому) в 1923 году вести борьбу с обновленческим расколом, активным деятелем которого в то время стал архиепископ Евдоким (Мещерский).

Летом 1914 года мыслями и чувствами архимандрита Илариона овладевает начавшаяся война: «Во-первых, как-то душа не лежит к занятиям, - писал он в октябре 1914 года. - Это благодаря войне. Первое время ужасно много газет читал. Чуть ни целыми днями. Теперь много сбавил, больше читаю то, что крупным напечатано» . Теперь тема войны звучит в его проповедях, речах (напр.: «Речь перед всенародным молебствием на площади в Сергиевом Посаде») и даже в лекциях («Богословие и свобода Церкви»). Само академическое служение он представляет как участие в военных действиях на идеологическом фронте и переход с этого фронта в действующую армию воспринимает хотя и не как дезертирство, но, по крайней мере, как понижение уровня борьбы против общего врага. Когда в марте 1915 года и. д. доцента академии по кафедре истории и обличения русского сектантства А.В. Ремезов подал в Совет академии прошение о предоставлении ему отпуска с целью поступления в действующую армию, архимандрит Иларион представил Совету свое «особое мнение». «Меня нимало не смущает возможность упрека в недостатке патриотизма, - начинает он свое возражение, выражавшее мнение меньшинства членов Совета МДА, - так как иногда, по моему мнению, именно долг патриотизма требует оставаться на своем месте и заниматься своим прямым делом, на которое поставлен и к которому приготовлен… Я плохо верю в возможность быстрого превращения сектоведа в хорошего инженера… А между тем борьба с немцами идет не только на поле брани, идет она и в торговле, и в промышленности, и в науке. Борьба с сектантством, с этою “немецкою верою”, есть борьба с тем же вражеским духом и с вражеской мыслью. Эта борьба есть прямая обязанность г. Ремезова, и при исполнении этой обязанности он, несомненно, может быть более полезен как имеющий уже подготовку своим образованием» .

История подтвердила правоту архимандрита Илариона и в частном, и государственном масштабе. «Увы! - сокрушался спустя два года профессор И.В. Попов, - печальная действительность - на стороне протестовавших: А.В. скончался не от неприятельской пули, а от изнурительной болезни. Значительная часть двух лет военной службы А.В. прошла на курортах, в больницах, госпиталях» . И Россия потерпела поражение не на русско-германском фронте, а внутри страны, и поражение это имело своим источником пагубное изменение народной идеологии, потерю нравственных ориентиров, что явилось, в свою очередь, следствием массового отступления от Церкви. Необходимости пребывания в Церкви, возвращения к ней отпавших через неверие, безнравственность или увлечение в инославие и сектантство была посвящена богословская, преподавательская и проповедническая деятельность архимандрита Илариона в академический период его жизни.

После 1 мая 1917 года, когда стараниями обер-прокурора Синода В.Н. Львова епископ Феодор (Поздеевский) был освобожден от должности ректора МДА , архимандриту Илариону пришлось взять на себя временное исполнение обязанностей ректора МДА. 10 сентября 1917 года на место ректора был избран профессор А.П. Орлов , который того же года «5 октября рукоположен в диакона, 8-го - во священника и 9-го возведен в сан протоиерея» . Архимандрит Иларион, освобожденный теперь от ректорских обязанностей, подает прошение об увольнении, поскольку должность инспектора упразднена, а введенная вместо нее должность помощника ректора стала выборной . 17 октября 1917 года указом Синода он освобождается от занимаемой должности, а 29 октября того же года «почти единогласным избранием» Совета академии становится помощником ректора МДА, то есть тем же инспектором .

Конечно же, основная деятельность архимандрита Илариона (Троицкого) в 1917 году связана с его участием в Поместном Соборе и с подготовкой к нему, а главной задачей этой деятельности являлись выборы патриарха. Вопрос о выборах патриарха вызывал в то время достаточно активное противодействие, в основном со стороны духовенства и мирян, примкнувших впоследствии к обновленческому расколу. Еще «на Московском съезде духовенства и мирян не был допущен доклад архимандрита Илариона по этому вопросу» .

Священный Собор Православной Российской Церкви открылся в Москве 15 августа ст.ст. на праздник Успения Божией Матери. Архимандрит Иларион (Троицкий) был избран в члены Собора от Московской духовной академии вместе с профессорами И.В. Поповым и протоиереем Д.В. Рождественским . До этого архимандрит Иларион был избран заместителем делегата (проф. И.В. Попова) от МДА в Предсоборный Совет, но не смог принять участие в его работе по причине занятости организацией монашеских съездов .

Архимандрит Иларион, может быть, не самый активный, но постоянный и деятельный участник Собора. Мы находим его участвующим в организационной работе Собора. Он наблюдает за голосованием , участвует в подсчете голосов , зачитывает проект обращения патриарха и Собора к Совету народных депутатов .

Выступления отца Илариона вызывают живой отклик членов Собора и отличаются емкостью, конкретностью, церковностью отстаиваемой позиции. Круг вопросов, в обсуждении которых принимает участие архимандрит Иларион, ограничен сферой его интересов. Это темы церковного управления и церковной жизни, связанные с вопросами о единстве и о границах Церкви. Кроме того, он участвует в полемике по вопросам духовной школы и отношений с новой властью.

Архимандрит Иларион предлагает охарактеризовать большевицкую социализацию церковного имущества как «кощунственное насилие» , и поэтому в заявлении к СНК Собор обязан «заявить, что храмы и святыни наши не могут быть социализированы». При этом отец Иларион осознает, что такого рода декларация не повлияет на отношение советских властей к Русской Церкви и ее собственности: «Такое наше заявление, конечно, советского правительства не переубедит, и социализация храмов и святынь, вероятно, будет производиться и помимо нашей воли» . Как помощник ректора МДА, архимандрит Иларион не мог быть равнодушен к вопросам духовного образования, поднимаемым на Соборе. Мы видим его участвующим в обмене мнениями по докладу отдела о духовно-учебных заведениях «О типе и управлении учебно-духовных заведений» . После доклада отдела о монастырях и монашествующих отец Иларион предлагает поправку, узаконивающую, чтобы ученый инок оставался на академической службе в течение 20 лет. Поправка вызвала сочувствие некоторых членов Собора, в частности епископа Анатолия Чистопольского и проф. И.В. Попова, но была отклонена .

Отклонена также предложенная архимандритом Иларионом поправка о недопустимости выборов в епископский сан сразу из мирян . Не согласен отец Иларион и с возведением в закон принципа выборности при замещении настоятелей монастырей: «Это не избрание, а игра в выборы» . Но, вероятно, веяния времени не позволили Собору принять его доводы .

Бо льший успех у членов Собора имели рассуждения архимандрита Илариона о недопустимости создания внутри Русской Церкви параллельной единоверческой иерархии, таящей в себе возможность нового раскола . Епископ Серафим Челябинский определил ответ архимандрита Илариона на аргументы единоверцев как «мудрый» . В постановлении Собора был принят компромиссный вариант, согласно которому допускалось избрание викарного единоверческого епископа .

Архимандрит Иларион принимает участие и в обсуждении вопроса автономии Украинской Церкви, отстаивая согласный с канонами принцип соответствия церковного и государственного административного деления .

Обсуждение на Соборе поводов к расторжению брака естественным образом вылилось в богословский диспут о границах Церкви. Позиция архимандрита Илариона по этому вопросу неизменна: «Разделение на иноверие и инославие неприемлемо и различить степени отпадения невозможно… Нужно здесь говорить об отпадении от Церкви, с внешним отпадением соединяется и внутреннее разъединение с Церковью» .

Но основное внимание архимандрита Илариона (Троицкого) во время Собора 1917-1918 годов концентрируется на вопросах высшего церковного управления Русской Православной Церкви и особенно на вопросе о патриархе. Архимандрит Иларион является не только членом, но и докладчиком отдела о высшем церковном управлении (обычно - вместе с проф. П.Д. Лапиным) . Он участвует в прениях, делает пояснения как докладчик отдела о ВЦУ, отстаивает позицию представляемого им соборного отдела , заслуживает благодарность от имени Собора за свою деятельность в качестве докладчика отдела о ВЦУ .

Наибольшую известность, по своему значению для главного решения Собора, получило слово архимандрита Илариона, сказанное в защиту патриаршества. Протоиерей Владислав Цыпин говорит об этом слове как о «прославленном» и «хрестоматийном» .

Известно, что вопрос восстановления в Русской Церкви патриаршества не входил в круг тем, предполагавшихся к рассмотрению на Поместном Соборе 1917-1918 годов. Официальное предложение о рассмотрении Собором этого вопроса впервые было сделано в докладе председателя отдела о высшем церковном управлении Митрофана (Краснопольского), епископа Астраханского, на заседании 11 октября 1917 года . С этого дня на Соборе вокруг вопроса о патриаршестве разгораются жаркие споры, не утихающие до принятия решения 28 октября. Соотношение сторонников и противников патриаршества среди ораторов, выступавших по этому вопросу, было соответственно 39 против 12. То есть противники выборов патриарха составили менее четверти выступавших. Если же учесть их (то есть противников) повышенную активность, то можно предполагать, что среди членов Собора эта часть была еще меньшей. Понимание этого звучит и в речах противников патриаршества, говорящих о своей позиции как о противоречащей мнению большинства. Один из ораторов не мог высказаться ни за, ни против выборов первоиерарха Русской Церкви по причине неопределенности границ его власти . Двое из выступавших заявили о рассеянных сомнениях и об изменении своих взглядов в пользу патриаршества . Таким образом, повторимся, противники выборов патриарха составили менее четверти выступавших.

Отношение 141 голос против 112 не соответствует количеству сторонников и противников восстановления патриаршества в Русской Церкви, как это преподносится некоторыми историками , поскольку приведенные цифры получились в результате голосования по другому вопросу, а именно - по вопросу досрочных выборов патриарха, инициированному усилением в Москве революционных беспорядков. Многие члены Собора не смогли присутствовать на заседании 30 октября из-за уличных боев. Члены Собора решали, выбирать патриарха немедля или подождать более полного состава Собора. Большая часть из 112 человек, проголосовавших против безотлагательных выборов патриарха, не являлись противниками выборов как таковых. Подавляющее большинство членов Собора не сомневались не только в необходимости восстановления патриаршества, но и в том, что патриарх будет избран. Сомневались лишь в оправданности досрочных выборов, совершаемых в отсутствии тех, кто был остановлен на пути к Соборной Палате свистом пуль и разрывами снарядов. «Нас здесь мало, - убеждал своих сотрудников член Собора А.А. Папков, - многие наши отцы и братия сидят в разных местах Москвы и при всем желании не могут сюда придти. А мы без них будем обсуждать вопрос об избрании патриарха. Нам и в этом деле нужно согласие, которого мы достигли раньше. 217 лет у нас не было патриарха, остается подождать несколько недель, и он будет. Зачем же спешить сегодня? Мы под гром орудий в угнетенном состоянии духа будем избирать патриарха: разве это допустимо? Имейте уважение к отцам и братиям, которые не могут придти сюда. Мы можем сделать громадную ошибку, компрометирующую дело избрания» .

Угодно было обвинить меня в какой-то тенденции. Но эта тенденция одна - соблюдать церковные правила и каноны.

Что касается речи архимандрита Илариона в защиту патриаршества, то она прозвучала как бы сигналом к окончанию прений по этому вопросу. Отец Иларион в своем выступлении показал иллюзорность обсуждаемого выбора. В основу речи оратор положил следующую «истину о патриаршестве»: «Мы не можем не восстановить патриаршества; мы должны его непременно восстановить, потому что патриаршество есть основной закон высшего управления каждой Поместной Церкви» . Следование церковным канонам есть необходимое условие решения вопросов церковного управления и церковной жизни вообще. «Н.Д. Кузнецову угодно было обвинить меня в какой-то тенденции, - отвечал позже отец Иларион своим оппонентам. - Но эта тенденция одна - соблюдать церковные правила и каноны» . В слове архимандрита Илариона соединились научность аргументации, взывающей к разуму собравшихся, и пламенность речи, выражающей единство сердечных чувств и устремлений русского церковного народа. Один из членов Собора, В.Я. Малахов, сказал, что с «исторической точки зрения» в речи архимандрита Илариона (и проф. Соколова) «представлены были наиболее характерные аргументы в пользу патриаршества» , а талантливость его речи признавалась даже идейными противниками . После этого выступления совершилась окончательная поляризация сторонников и противников патриаршества. В стане тех, кто считал неприемлемым для Русской Церкви восстановление патриаршества, остались в основном только принципиальные его противники, которые, как, например, протоиерей А.П. Рождественский, только утвердились в своих мнениях после речи архимандрита Илариона . К этому времени на Соборе, по мысли священника П.М. Волкова, получившей свое подтверждение в событиях обновленческого раскола, «патриаршества не желают те, которые хотят взять церковное управление в свои руки» .

После слова архимандрита Илариона (Троицкого), прозвучавшего 23 октября 1917 года, прения по вопросу о патриаршестве проходят только на заседании 25 октября, причем явно, что большинство ораторов находятся под впечатлением этого слова, а на следующем заседании 28 октября ставится вопрос о досрочном избрании патриарха, чему способствовали известные исторические обстоятельства.

Патриаршества не желают те, которые хотят взять церковное управление в свои руки.

Таким образом, архимандрит Иларион на Поместном Соборе 1917-1918 годов был не только в числе инициаторов выборов патриарха, но и в значительной степени способствовал положительному решению на Соборе этого спорного для многих вопроса.

Таланты, церковность позиции архимандрита Илариона и его деятельность на Соборе, направленная на восстановление патриаршества, не могла остаться незамеченными. «Один из участников Собора, член Государственной Думы князь И.С. Васильчиков, вспоминал: “Своими выступлениями, всегда умными и красиво изложенными, и всем своим внешним обликом он очень скоро приобрел общую симпатию на Соборе”» . Молодой архимандрит был выдвинут шестью голосами кандидатом в члены Высшего Церковного Совета РПЦ от монашествующих, но, как и большинство монахов, отказался баллотироваться . Был он и в числе кандидатов на избрание в патриарха и получил при голосовании в первом туре три голоса, обогнав при этом таких известных иерархов, как архиепископы Агафангел Ярославский (2 голоса) и Евлогий Волынский (1), епископ Андрей Уфимский (2), а также председатель отдела о ВЦУ епископ Митрофан Астраханский (1) . Во втором туре за кандидатуру архимандрита Илариона отдали свои голоса четыре члена Поместного Собора Русской Православной Церкви . Обратил внимание на архимандрита Илариона и новоизбранный патриарх Тихон, чему свидетельством служит участие отца Илариона в чине настолования Святейшего .

Член Собора, противник восстановления патриаршества и будущий обновленческий архиерей, протоиерей Димитрий Рождественский иронизировал по поводу трех голосов, полученных его коллегой по академической профессуре: «Оно, конечно, для патриарха это маловато… маловато-маловато… Впрочем, чтобы быть… ослятей, на котором Святейший Патриарх будет впоследствии выезжать, то оно… мне кажется… может быть, и вполне достаточно» . Предполагал это или нет отец Димитрий, но его ироническая оценка не лишена доли прозорливости, поскольку в ближайшие за Собором годы архимандрит Иларион становится викарным епископом патриарха, одним из ближайших его помощников (в том числе - по борьбе с обновленчеством, к которому примкнул и протоиерей Димитрий), управляющим делами Московской епархии, то есть своего рода «ослятей патриарха».

С приходом большевиков к власти учебный процесс в МДА постепенно сходит на нет, прежде всего по причине недостатка средств. Уже к концу 1917 года проф. И.В. Попов писал в академическом печатном органе: «В настоящее время академия до крайности стеснена в средствах к существованию. Нужно сказать резче: нам жить не на что» . К концу 1918 года Высшее Церковное Управление «ввиду всё возрастающих трудностей жизни» уже «не считает целесообразным возобновление в том или ином виде учебных занятий в академии» . «Профессоров решено было привлечь для чтения публичных лекций на религиозные темы в Москве и составления популярных брошюр в противовес лжеучителям, в частности антирелигиозным» . В это время архимандрит Иларион именуется проректором МДА и исполняет должность ректора академии . Известно, что Миссионерским Советом при Синоде он был назначен лектором по Новому Завету на шестимесячных курсах .

10 марта 1919 года он без каких-либо серьезных обвинений был заключен в Бутырскую тюрьму, где пробыл до 7 июня.

Архимандриту Илариону настолько чужд дух уныния, что даже в тюрьме он не только не унывает, но и находит положительные моменты и не теряет времени зря, но проводит с пользой. Если упустить упоминания о тюрьме, то может сложиться впечатление, что его письма отправлены из дома отдыха: «Живу я по-прежнему хорошо; совсем здесь обжился, будто так и нужно. Здесь я даже поправился, потолстел, физически чувствую совсем хорошо. Чтоб усилить циркуляцию крови, начал я ходить на работу, напр., выкачивать воду из тюремных подвалов. Хорошо, что несколько проведешь на воздухе и немного мускулы разовьешь. За работу еще 1 фунт хлеба прибавляют. Питаюсь по настоящему времени прекрасно, время идет незаметно; даже досадно, что, напр., книги медленно читаются. Жизнь идет размеренная, правильная. Будь всё это где-нибудь в хорошей местности, прямо санаторий». Верный своей «первой любви», архимандрит Иларион и в тюрьме находит возможность для расширения научных познаний: «Сейчас в камере собрались у нас три профессора. Читаем время от времени лекции; прошли курс стенографии. Прямо считаю нужным сказать, эти 2 мес. прожил я и не без пользы, и даже интереснее, чем жил вне тюрьмы» .

1 июля 1919 года академическая библиотека перешла в ведение Наркомпроса, но сама академия не прекратила существования, а продолжала свою учебно-просветительскую деятельность вплоть до марта 1923 года, когда она была окончательно закрыта решением антирелигиозной комиссии при ЦК РКП (б), возглавляемой Е. Ярославским . В 1919/1920 учебном году проректор академии продолжает читать студентам свои лекции. 21 апреля 1920 года архимандрит Иларион был освобожден от проректорской должности в связи с известием о его назначении епископом Верейским. 11/24 мая 1920 года, в день памяти равноапостольных Мефодия и Кирилла, учителей Словенских, патриарх Московский и всея Руси Тихон совершил наречение 33-летнего архимандрита Илариона (Троицкого) во епископа. Нареченный епископ в своем слове высказывает сознание недостоинства для столь высокого церковного служения: «Был я грешным мирянином, стал грешным монахом, сделался грешным иереем, но быть грешным архиереем - трепещу: “Чем столько согрешила Церковь Божия, чем так прогневала Владыку своего, чтобы быть ей предоставленною мне, презреннейшему из всех, и подвергнуться такому посрамлению?” Так восклицает Иоанн Златоуст (О священстве. 6, 12). Какими же словами скажу я, грешный и окаянный паче всех?»

Отец Иларион не стремился к архиерейству и избегал его: «Я боялся архиерейства и всегда немало говорил против своего епископства». Но он привык к послушанию Церкви и отсечению перед ней своей воли: «Со дней детства определил я себя на служение Церкви и ей одной служил доселе, сколько позволяла мне леность моя. Всю свою деятельность ученую и профессорскую почитал я служением Церкви и в этом служении видел высший и единственный смысл всей нашей академической работы». А потому, несмотря на всё нежелание, и на этот призыв Церкви он отвечает словами Священного Писания: «Воля Господня да будет (Деян. 21: 14)» . Архимандрит Иларион был хиротонисан во епископа Верейского, викария Московской епархии, 12/25 мая 1920 года.

Первый год архиерейства владыки Илариона наполнен богослужением и проповедью. За это время им отслужены 142 литургии, более 142 всенощных и сказано 330 проповедей. Разъезды по Верейскому уезду длились порой по месяцу. «Главное мое дело теперь - проповедь», - пишет он Н. Глубоковскому . Кроме того, в сентябре-октябре 1920 года епископ Иларион болел тифом и был не способен к активной деятельности: «Октябрь я половину лежал, а половину сидел и прохаживался. С ноября я вышел в свет» . Болезнь оставила осложнение на сердце, которое давало себя знать и в последующие годы.

Проповеди и даже просто участие в богослужении владыки Илариона согревали сердца многих христиан в годы разгула безбожия. Н.П. Окунев в своем «Дневнике москвича» вспоминал о богослужениях в Сретенском монастыре Великим постом 1921 года: «Привлекал туда епископ Иларион, не своим пышным архиерейским служением, а участием в службах в качестве рядового монаха… Ну! Я вам скажу, и пел же он! Голос у него приятнейший, чистый, звучный, молодой… высокий. Тенор. Пел попросту, не по нотам, но так трогательно и задушевно, что я, пожалуй, и не слыхивал за всю свою жизнь такого чудесного исполнения» . В это время там же, в Сретенском монастыре, канонаршил младший брат владыки Илариона архимандрит Даниил, вскоре - епископ Елецкий, тот самый, которого в детстве Володя Троицкий пугал опасностью остаться неученым.

Оставшееся свободное время епископ Иларион посвящал разрешению вопросов своей паствы. К осени 1921 года в очередной раз был арестован другой викарий патриарха, епископ Подольский Петр (Полянский), и владыке Илариону приходится заменить его в ведении дел патриаршей канцелярии. Кроме того, он участвует, и весьма успешно, в диспутах с атеистами. Все его силы были целиком отданы церковному служению: «Будто арестант, прикованный к своей тачке, - так живу. Не только дней нет свободных, нет и часа свободного, когда мог бы я заняться тем, чем хочется, а не тем, что нужно и нужно к спеху» . Несмотря на все трудности, владыка Иларион и в своем положении видит существенную пользу: «Некогда читать, некогда писать, некогда… даже грешить. Ради третьего, м. б., Господь и устраивает мне такую жизнь» . Не теряет он и своего обычного оптимизма: «Уж хоть бы в Бутырку на отдых взяли, - печально шутил владыка. - Это единственно доступная нам дача или санаторий» .

Впрочем, отдых такого рода было уже недалеко. Весной 1921 года владыка Иларион вновь замечает повышенный интерес властей: «За последнее время немало имею беспокойства от одного провокатора - ищет, в чем бы меня завинить. Пока ему ничего не удается, но ведь дьявол очень изобретательный ум по этой части. Оказаться обвиняемым легко, и к этому нужно быть всегда готовым» . Но уже в сентябре 1921 года по незначительному поводу власти подвергли его кратковременному аресту. Популярность владыки Илариона в народе росла, но по мере возрастания народной любви увеличивалась и ненависть советских властей, которые ничего не смогли сделать, кроме как остановить деятельность владыки заключением, обвинив в помощи патриарху и участии в диспутах, через которые якобы дискредитировалась власть. Обвинение нелепое, но достаточное для ареста епископа Илариона, произведенного 22 марта н.ст. 1922 года, и для годичной ссылки в Архангельск. В день памяти святителя Кирилла Александрийского, 22 июня н.ст. 1922 года, он осужден коллегией ГПУ на ссылку. 10 июля епископ Иларион уже поселяется на жительство в частном доме почти в центре Архангельска.

Газетам принять меры к тому, чтобы дать более яркое и открытое выражение голосу тех попов, которые недовольны курсом Тихона.

Ссылки ближайших помощников патриарха Тихона епископа Илариона (Троицкого) и епископа Петра (Полянского) и арест самого Святейшего стали частью подготовки большевиками обновленческого раскола, инициатором которого был Л. Троцкий. В «архисекретном» протоколе заседания комиссии под председательством Троцкого, собранной за два дня до ареста владыки Илариона, то есть 20 марта 1922 года, уже явно обозначена тема выявления и поддержки властью раскольнического духовенства: «Газетам принять меры к тому, чтобы дать более яркое и открытое выражение голосу тех попов, которые недовольны курсом Тихона и склонны провести не за страх, а за совесть декрет советской власти об изъятии ценностей» .

Владыка Иларион с горечью за свое бессилие и с недоумением о причинах раскола следил из ссылки за развитием обновленчества, корень которого видел, прежде всего, в нравственной распущенности: «Интересно, что на съезде для “оживления” только и надумали: 1) жениться архиерею, 2) жениться монахам с оставлением в сане, 3) жениться священнику на вдове, 4) жениться священнику вторично, 5) жениться на свояченице, 6) жениться на двоюродной сестре. Итак, шесть “жениться” - и только!» .

«Похоть, поселившись в уме его, омрачила очи его», - говорит преподобный Ефрем Сирин о человеке, идущем на поводу у страстей . Владыка Иларион еще более нелицеприятно отзывается о помрачении ума обновленцев («живцов», как называли их в народе): «В Москве совсем спятили с ума. Соберутся человек тридцать-сорок случайных людей с улицы: “Давайте Живую церковь устроим! Давайте! Готово!” Ну не идиоты?» .

Несмотря на отдаленность от «эпицентра» событий, потрясших Русскую Церковь, ссыльный епископ ничуть не колеблется в вопросе о законности самозванного церковного управления: «“Новоиспеченных”, по канонам, нельзя признать в сане, потому что все постановления их не законны» . Традиционные понятия владыки о Церкви и ее границах дают ему уверенность для твердого стояния в истине: «Самозванщина у нас на носу, но еще ее нет. Ведь в ЖЦ самое главное - самозванство ее управителей, никем не выбранных и никем не назначенных и никому не нужных. Поэтому благодати на самозваных арх. здесь столько же, сколько на любом татарине. И с ними в общение я никогда не вступлю, что бы ни было. А что будет? Ну, постранствую 5, м. б., 10 лет. Что ж? И странствовать может быть хорошо. Так, как здесь я живу, жить еще можно» .

В письмах его нет исповеднического пафоса и, как всегда, нет ропота. Лишь обычное довольство обстоятельствами: «А я очень доволен и рад тому, что живу здесь, главное - свободное время и книги…» Но есть глубокая скорбь о поругании Матери-Церкви ее неблагодарными чадами: «Меня совершенно не интересует моя личная судьба, потому что внешнее положение для меня не составляет ничего важного… Но я не могу не страдать и не говорить горячо, видя и понимая страдания Русской Церкви» .

Накопившаяся за время вынужденного бездействия энергия позволила епископу Илариону по возвращении в Москву действовать с удвоенной силой. 5 июля 1923 года, накануне праздника Владимирской иконы Божией Матери, он уже служит всенощную в Сретенском монастыре, предварительно совершив чин освящения храма. Обновленцев из духовенства владыка без покаяния не допускает к участию в богослужении.

6 июля владыка Иларион там же сослужит патриарху за литургией и произносит проповедь, в которой обличает обновленческий раскол и призывает отпадших к покаянию. Возвращение патриарха Тихона к свободной деятельности после признания им советской власти в соединении со словом епископа Илариона вызвало массовое возвращение заблудших чад в Церковь.

Влияние владыки на современников в это время было огромным. Не случайно он прозван был «российским епископатом за свой ум и твердое стояние в истине “Великим”» . Сами обновленцы невольно проникались к нему уважением, и некоторые из них впоследствии вспоминали: «Трудно было придумать для патриарха Тихона лучшего помощника, чем епископ Иларион. Великолепный, пламенный проповедник, умевший говорить просто и эмоционально, ревностный служитель алтаря, владыка Иларион пользовался огромной популярностью среди московского духовенства и буквально обожанием народа. Самая внешность: богатырский рост, белокурая борода, иконописные тонкие черты лица - импонировали своей величавостью, строгим изяществом, своеобразной картинностью. “Вот настоящий русский святитель”, - невольно приходила мысль каждому, кто видел Илариона.

Быстро поняв новую позицию патриарха, епископ сразу стал ее активным проводником. Он в эти дни переговорил с сотнями священников, мирян, монахов и монахинь. Он договорился с приходами о чине их присоединения к патриарху, разработал чин покаяния, принял тут же десятки обновленцев, пришедших к патриарху с покаянием.

Благодаря неукротимой энергии этого человека церковная организация в Москве была восстановлена в два дня» .

Но, конечно, у большинства обновленцев и особенно у их лидеров одно воспоминание об архиепископе Иларионе вызывало бурю негодования (в сан архиепископа владыка Иларион был возведен Святейшим Тихоном вскоре по возвращении из ссылки). Уже в 1925 году, через два года после очередного ареста владыки и отправки на Соловки, лжемитрополит Александр Введенский, путешествуя по Тульской епархии, ставит ей в укор, что она «подарила, как известно, и столь отъявленного черносотенца, как тихоновский “столб” - Илларион Троицкий» (орфогр. оригинала) .

Владыка Иларион в это время (1923 г.) - ближайший помощник патриарха. Их имена часто используются совокупно как нарицательные для обозначения православного епископата: «Никакие бунты тоскующих о былой власти Белавиных и Иларионов положения в церкви не изменят» (Введенский) . Всевозможные раскольнические оскорбления и клеветы также направляются, прежде всего, на этих двух иерархов: «Тихоны и Илларионы» «откармливаются» на простодушии Церкви Христовой; «священники и левиты - Тихоны и Илларионы» не принесли Церкви Божией ничего, «кроме горя и бед»; «“благодатные” Тихоны и Иларионы только и делали, что… разжигали вражду против революции»; «Тихон с Иларионом вырабатывали “благодатно” удушливые газы против революции» (Антонин Грановский) .

Иным образом это единство святителей осталось в благодарной памяти Церкви: «Всечестная двоице, святый Тихоне, патриарше и исповедниче, блаженный Иларионе, сподвижниче того и мучениче, образ вы Христа распята в мире сем явила еста»; «Ангели и архангели ныне на небесех ликовствуют, видяще два земная ангела, Тихона и Илариона, Церковию прославляемая» (тропари из 6-й песни канона священномученику Илариону) .

Впрочем, у обновленцев имелись серьезные поводы для ненависти. Архиепископ Иларион с благословения патриарха освящал храмы, возвращенные из раскола, тем же чином, что и оскверненные от еретиков, что приводило раскольников в сильный гнев.

Патриарх Тихон в своем послании от 2/15 июля 1923 года, составленном совместно с владыкой Иларионом, писал об отколовшихся: «…Они отделили себя от единства тела Вселенской Церкви и лишились благодати Божией, пребывающей в Церкви Христовой… А все действия и таинства, совершаемые отпавшими от Церкви епископами и священниками, безблагодатны, а верующие, участвующие с ними в молитве и таинствах, не только не получают освящения, но подвергаются осуждению за участие в грехе» . То, что обновленцы «называли Святыми Дарами, сжигалось и никакой благодати за ними не признавалось» .

Несмотря на столь строгую позицию архиепископа Илариона в отношении к обновленчеству, в ней не было ничего, кроме заботы о Церкви, чему подтверждением служат его активные переговоры с уполномоченным ОГПУ по делам религии Е.А. Тучковым, а также в составе временного Священного Синода при патриархе вместе с архиепископом Тверским Серафимом (Александровым) и архиепископом Уральским Тихоном (Оболенским) - с обновленческим синодом, возглавляемым архиепископом (в обновленчестве - митрополитом) Евдокимом (Мещерским). Владыка Иларион твердо знает границы допустимого в отношениях с властью и раскольниками.

Поддержав политику Святейшего, направленную на «отмежевание Церкви от контрреволюции» и признание законности Советской власти (что дало возможность многим заблудшим вернуться в Церковь), архиепископ Иларион в переговорах с Тучковым сумел добиться значительных уступок для Церкви, в частности снижения налогов для приходов и духовенства, отмены требования обязательной регистрации приходов, легальное существование которых ставилось в зависимость от произвола местных органов власти. Ему удалось убедить Тучкова и в невозможности вставить в формулировку поминовения властей слова «советских».

Что же касается мнения о том, что архиепископ Иларион в переговорах с лидерами обновленческого раскола соглашался обсуждать возможность удаления от церковного управления патриарха Тихона, то мнение это (достаточно распространенное и в наше время) является не более чем провокацией ОГПУ, совершенной через архиепископа Евдокима (Мещерского). В газете «Известия» от 23 сентября 1923 года было опубликовано письмо последнего к митрополиту Антонию (Храповицкому). Письмо содержало ложную информацию об отношениях Святейшего Тихона и его ближайших помощников-архиереев: «Смешанная комиссия, - заявлял автор письма, - устами даже его ярых защитников (еп. Иларион) вынесла ему (патриарху. - А.Г. ) следующую резолюцию: сложить все полномочия, удалиться в монастырь, ждать над собою суда Собора епископов» . Главная каверзность этой откровенной лжи заключалась в том, что она не могла быть опровергнута публично и ответ оклеветанных мог распространяться лишь в узких кругах. По этой причине владыка Иларион подвергался нападкам не только с шуей, но и с десной сторон. Группа архиереев, сплотившаяся вокруг архиепископа Феодора (Поздеевского), прозванная патриархом «конспиративным Синодом», обвиняла Патриарший Синод в недопустимых компромиссах. Перешедший в 1925 году в обновленчество епископ Гервасий (Малинин) вспоминал: «Архиепископ Феодор мне говорил, ругая Илариона, что он погубит патриарха Тихона и Церковь, а в патриархе всё спасение. Если же патриарха Тихона не будет, то власть не допустит вообще в России патриаршества, а без патриаршества для Церкви - крах» .

Архиепископу Илариону в период своей недолгой свободы в 1923 году приходилось заниматься и разбирательством административных дел Московской епархии, что было непросто по причине упадка церковной, и в частности монастырской, жизни. Об этом говорит, например, одно из дел, порученных для расследования патриархом владыке Илариону. Суть этого дела сводилась к тому, что пожилые монахи Симонова монастыря, привыкшие к спокойной, расслабленной жизни, враждебно отнеслись к законным требованиям молодого архимандрита Петра (Руднева) и устроили целую кампанию, чтобы выжить настоятеля из монастыря .

Кроме проповедей и докладов владыки, большое воздействие на народ имели диспуты с его участием, которые велись с обновленцами и атеистами. Особенно сильный интерес вызывали диспуты архиепископа Илариона с обновленческим архиепископом Александром Введенским и наркомом просвещения Луначарским.

Нам известно о следующих диспутах владыки Илариона с лидером обновленцев А. Введенским. Намеченный на 31 июля 1923 диспут не состоялся, чему причиной было отсутствие архиепископа Илариона, но в диспутах 17 августа, 4 сентября и 13 октября 1923 года владыка сумел принять участие . Основательная, продуманная аргументация, уверенная, располагающая манера выступлений архиепископа Илариона склоняли подавляющее большинство слушателей на его сторону, а следовательно, на сторону Патриаршей Церкви. Сам владыка Иларион о диспутах с Введенским позднее говорил: «Я его к стенке прижимал» . Успех архиепископа Илариона на диспутах с А. Введенским в значительной степени ускорил его новый арест.

К ноябрю 1923 года все ухищрения властей и обновленцев, направленные на создание иллюзии примирения последних с Церковью, были исчерпаны. Тучков в первой половине ноября 1923 года беседует лично со Святейшим, требуя непременно примириться с синодом Евдокима (Мещерского) на неприемлемых условиях, на что получает решительный отказ. Вероятно, арест патриарха не был выгоден властям в силу возможного нежелательного международного и внутригосударственного резонанса, и они решили ограничить свой гнев арестом архиепископа Илариона, что и было сделано вскоре после беседы патриарха с Тучковым - 15 ноября 1923 года.

Просьба Святейшего Тихона об освобождении своего ближайшего помощника была отклонена, и исповедник Церкви Христовой 7 декабря того же года был приговорен к заключению на Соловках, куда вскоре (20 декабря) и отправился «за контрреволюционную деятельность, выразившуюся в антисоветской агитации на устраиваемых им диспутах, лекциях, и распространение контрреволюционных слухов» (из резолюции Е.А. Тучкова на просьбу патриарха Тихона ).

Владыка Иларион не лелеял особых иллюзий в отношении дальнейших перспектив в жизни при советской власти. Впервые познакомившись с лагерным бытом, он предрек: «Отсюда живыми мы не выйдем» . Наиболее яркий образ архиепископа Илариона в этот период его жизни оставил нам один из соузников владыки по соловецкой неволе:

«Архиепископ Иларион - человек молодой, жизнерадостный, всесторонне образованный, прекрасный церковный проповедник-оратор и певец, блестящий полемист с безбожниками, всегда естественный, искренний, открытый; везде, где он ни появлялся, всех привлекал к себе и пользовался всеобщей любовью. Большой рост, широкая грудь, пышные русые волосы, ясное, светлое лицо. Он остается в памяти у всех, кто встречался с ним. За годы совместного заключения являемся свидетелями его полного монашеского нестяжания, глубокой простоты, подлинного смирения, детской кротости.

Он просто отдавал всё, что имел, что у него просили. Своими вещами он не интересовался. Поэтому кто-то из милосердия должен был все-таки следить за его чемоданом. И такой послушник находился у него и в Соловках… Этого человека можно оскорбить, но он на это никогда не ответит и даже, может быть, и не заметит сделанной попытки. Он всегда весел и если даже озабочен и обеспокоен, то быстро попытается прикрыть это всё той же веселостью. Он на всё смотрит духовными очами и всё служит ему на пользу духа.

На Филимоновой рыболовной тоне, в семи верстах от Соловецкого кремля и главного лагеря, на берегу заливчика Белого моря, мы с архиепископом Иларионом, еще двумя епископами и несколькими священниками, все заключенные, были сетевязальщиками и рыбаками. Об этой нашей работе архиепископ Иларион любил говорить переложением слов стихиры на Троицын день: “Вся подает Дух Святый: прежде рыбари богословцы показа, а теперь наоборот - богословцы рыбари показа”. Так смирялся его дух с новым положением.

Благодушие его простиралось на самую советскую власть, и на нее он мог смотреть незлобивыми очами. Всех нас, церковников, советская власть наделила равными сроками заключения. Архиепископу Илариону, потрудившемуся около патриарха в Москве и наносившему тяжелые удары безбожию и обновленческому расколу, безусловно ставшему величиною в общероссийском масштабе, и почти юноше, маленькому иеромонаху из Казани, у которого всё преступление состояло в том, что он с диакона-обновленца снял орарь и не позволил ему с собою служить, было дано три года.

“Любочестив бо сый владыка, - говорил по этому поводу архиепископ Иларион пасхальными словами Иоанна Златоуста, - приемлет последнего якоже и первого; упокоевает в единонадесятый час пришедшего, якоже делавшего от первого часа. И дела приемлет, и намерение целует, и деяние почитает, и предложение хвалит”. Слова эти звучали иронически, но давали чувство мира и заставляли принимать испытание как от руки Божией.

Но это благодушие вовсе не было потерей мужества пред богоборной властью. Еще в Кемском лагере, в преддверии Соловков, захватила нас смерть Ленина. Когда в Москве опускали его в могилу, мы должны были здесь, в лагере, простоять пять минут в молчании. Владыка Иларион и я лежали рядом на нарах, когда против нас посреди барака стоял строй наших отцов и братий разного ранга в ожидании торжественного момента. “Встаньте, всё-таки великий человек, да и влетит вам, если заметят”, - убеждали нас. Глядя на владыку, и я не вставал. Хватило сил не склонить голову пред таким зверем. Так благополучно и отлежались. А владыка говорил: “Подумайте, отцы, что ныне делается в аду: сам Ленин туда явился, бесам какое торжество”.

Владыку Илариона очень веселила мысль, что Соловки есть школа добродетелей - нестяжания, кротости, смирения, воздержания, терпения, трудолюбия. Обокрали прибывшую партию духовенства, и отцы были сильно огорчены. Я в шутку им сказал, что так их обучают нестяжанию. Владыка был в восторге. У меня два раза подряд украли сапоги, и я разгуливал по лагерю в рваных галошах, чем приводил его в подлинное веселие, которое и в нас вселяло благодушие. Но нужно заметить, что не все аскетически настроенные монахи понимали такой дух. Некоторым всё казалось, что спасаются только в монастыре, и они подчас сильно огорчались лишениями.

Любовь его ко всякому человеку, внимание и интерес к каждому, общительность были просто поразительными. Он был самою популярною личностью в лагерь, среди всех его слоев. Мы не говорим, что генерал, офицер, студент и профессор знали его, разговаривали с ним, находили его или он их, при всем том что епископов было много и были старейшие и не менее образованные. Его знала “шпана”, уголовщина, преступный мир воров и бандитов именно как хорошего, уважаемого человека, которого нельзя не любить. На работе ли, урывками или в свободный час его можно было увидеть разгуливающим под руку с каким-нибудь таким “экземпляром” из этой среды. Это не было снисхождение к младшему брату и погибшему. Нет. Владыка разговаривал с каждым как с равным, интересуясь, например, “профессией”, любимым делом каждого. “Шпана” очень горда и чутко самолюбива. Ей нельзя показать пренебрежения безнаказанно. И потому манера владыки была всепобеждающа. Он как друг облагораживал их своим присутствием и вниманием. Наблюдения же его в этой среде, когда он делился ими, были исключительного интереса.

Он доступен всем, он такой же, как и все, с ним легко всем быть, встречаться и разговаривать. Самая обыкновенная, простая, несвятая внешность - вот что был сам владыка. Но за этой заурядной формой веселости и светскости можно было постепенно усмотреть детскую чистоту, великую духовную опытность, доброту и милосердие, это сладостное безразличие к материальным благам, истинную веру, подлинное благочестие, высокое нравственное совершенство, не говоря уже об умственном, сопряженном с силой и ясностью убеждения. Этот вид обыкновенной греховности, юродство, личина светскости скрывали от людей внутреннее делание и спасали его самого от лицемерия и тщеславия. Он был заклятый враг лицемерия и всякого “вида благочестия”, совершенно сознательный и прямой. В “артели Троицкого” (так называлась рабочая группа архиепископа Илариона) духовенство прошло в Соловках хорошее воспитание. Все поняли, что называть себя грешным или только вести долгие благочестивые разговоры, показывать строгость своего быта не стоит. А тем более думать о себе больше, чем ты есть на самом деле.

Каждого приезжающего священника, конечно, владыка подробно расспрашивает обо всем, что предшествовало заключению. “За что же вас арестовали?” - “Да служил молебны у себя на дому, когда монастырь закрыли, - отвечает отец игумен, - ну, собирался народ, и даже бывали исцеления…” “Ах вот как, даже исцеления бывали… сколько же вам дали Соловков?” - “Три года”. - “Ну, это мало, за исцеления надо бы дать больше, советская власть недосмотрела…” Само собой понятно, что говорить об исцелениях по своим молитвам было более чем нескромно» .

Здесь представляется уместным дать небольшой комментарий к рассказу об отношениях владыки Илариона с уголовниками. Тюремный священник начала XX века архимандрит Спиридон (Кисляков) раскрывает основу подобных отношений с заключенными следующим образом: «Как только я сблизился с арестантами, так сразу понял, что для этого элемента необходимо с моей стороны: должна быть исключительная любовь к ним. Эта любовь должна быть искренняя и деятельная. Без нее лучше и не знакомиться с этим миром. Мир этот слишком обижен судьбой, слишком озлоблен на всё и на всех, и, чтобы его вызвать из этого состояния, необходимо нужно священнику стать, и стать твердо, обеими ногами на почву деятельной любви к ним» .

Христианская любовь своим источником имеет Самого Бога, а богообщение немыслимо без молитвы. Без сомнения, и добродетели священномученика Илариона основывались на его молитвенном опыте. Подтверждение этому мы находим в книге воспоминаний о духовном наставнике, жившем в советское время, отце Арсении. В воспоминаниях одного из духовных чад отца Арсения, иеромонаха Серафима, находим следующий эпизод: «На правильный путь меня наставил архиепископ Иларион (Троицкий). Мы встретились с ним в Соловках, его также направили на уборку нечистот. “Владыка! - обратился я к нему. - Что мне делать, убираю нечистоты, иеромонах я, обязан денно и нощно молиться, но как могу, грязный, пакостный? Крестного знамения рукой такой не положишь. Что делать? Мысли суетные стали одолевать”.

Владыка Иларион сказал: “Необходимо молиться и молиться так, чтобы окружающий вас мир ушел и в душе жила только одна молитва. Грязной рукой крестного знамения не кладите на себя, а мысленно возведите глаза вверх, потом вниз, направо и налево. Вы совершите крестное знамение, а в бараке, очистившись от грязи, креститесь рукой. Молясь во время работы, уйдя в молитву, не будете видеть грязь и смрад. Так делаю я, и это помогает переносить все тяжести. Господь избавит вас от суетных мыслей; вспомните, чему учил вас наставник и учитель - отец Агапит”» .

Как «не может укрыться город, стоящий на верху горы» (Мф. 5: 14), так духовный подвиг владыки Илариона был известен и вдохновлял многих даже и за пределами России. Митрополит Литовский и Виленский Елевферий (Богоявленский), позже управлявший Западноевропейскими приходами, приводил владыку Илариона в пример того, как в заключении «подвиг исповедничества… может переходить в подвиг духовного отца, брата, миссионера» .

В самом же лагере личность архиепископа Илариона была окружена легендами. Рассказывали о взятии им приступом взбунтовавшегося кавказского монастыря, о фантастической встрече владыки в Кеми с папским нунцием и о героическом ответе православного иерарха на предложенную «тиару кардинала» . Впрочем, если эти рассказы и не были историчны, то были правдивы по существу. Владыка Иларион действительно говорил: «Я скорее сгнию в тюрьме, но своему направлению не изменю» .

Реальные действия архиепископа Илариона иногда были гораздо значительней, чем легендарные. Даже в богатой православной агиографии немного найдется случаев, подобных описанному Борисом Ширяевым, когда владыка, идя, по мнению многих, на верную смерть, укрепляемый молитвой, с помощью Божией и четырех собратьев спас от верной гибели застрявшего на лодке в ледяной шуге жесточайшего безбожника и врага заключенных - лагерного полкового военкома Сухова. Незадолго до этого Сухов палил картечью в Распятие. «Спас Господь!» - так восприняли это чудо все видевшие. «Спас Господь!» - не мог не сознаться и сам спасенный богоборец, в Страстную субботу судорожно крестящийся на им же самим расстрелянного Распятого .

Свой дар убеждения использовал владыка и в лагере. Выхлопотав у начальства послабления для ближних, сам он отказывался от выгодных предложений, оставаясь простым рыбаком. «Владыка Иларион всегда избирался в делегации к начальнику острова Эйхмансу, когда было нужно добиться чего-нибудь трудного, и всегда достигал цели. Именно ему удалось сконцентрировать духовенство в 6-й роте, получить для него некоторое ослабление режима, перевести большинство духовных всех чинов на хозяйственные работы… Он же отстоял волосы и бороды духовных лиц при поголовной стрижке во время сыпнотифозной эпидемии… Остричь… стариков-священников значило бы подвергнуть их новым издевательствам и оскорблениям» .

По воспоминаниям Б. Ширяева, именно архиепископ Иларион добился у Эйхманса праздничного пасхального богослужения в лагере не только для духовенства, но и для других заключенных (с выданными из музея крестами, хоругвями и чашами), когда, несмотря на богоборческую власть, «ликующий хор “сущих во гробех” славил и утверждал свое грядущее неизбежное, непреодолимое силами зла Воскресение…» .

Датировка этого события требует уточнения. Согласно воспоминаниям бывших соловецких узников, храмовое богослужение в Соловецком лагере было доступно для заключенных лишь в период с 1925 по 1929 год. Самое торжественное общедоступное пасхальное богослужение на Соловках совершалось в 1926 году. Но Пасху 1926 года архиепископ Иларион встречал на пересыльном пункте Попова острова. По словам М.М. Розанова, архиепископ Иларион возглавлял пасхальное богослужение в 1929 году, но к нему были допущены почти исключительно духовенство и монахи . Возможно, описываемое в книге «Неугасимая лампада» праздничное богослужение, возглавляемое архиепископом Иларионом, совершалось в 1928 году, когда в Соловецком лагере «Пасху открыто праздновали в последний раз» . Не исключено также, что описанные события относятся к 1925 году, когда начальник СЛОНа Эйхманс сделал доступным храмовое богослужение для духовенства и верующих.

В заключении, как и прежде на свободе, основной заботой и, к сожалению, скорбью владыки Илариона была его забота о Церкви, в особенности о ее единстве, так актуальном в 1920-е годы, печально известные множеством расколов. И здесь экклезиологическая концепция священномученика Илариона особенно явным образом проявила свою жизненность. Твердая позиция по отношению к раскольникам, его незыблемая вера, глубокие знания, искренность и способность убеждать, основанная на высоких нравственных качествах, делали его для многих непререкаемым авторитетом. При своей горячей вере владыка обладал ясным умом и трезвым рассудком. Быстро разбираясь в раскольнических заблуждениях, он столь уверенно и аргументированно отстаивал свою позицию, что уверенность его поневоле воспринималась окружающими, ободряюще действуя и на духовенство, и на мирян.

«Надо верить, что Церковь устоит, - говорил он в беседе с соузником по лагерю. - Без этой веры жить нельзя. Пусть сохранятся хоть крошечные, еле светящиеся огоньки - когда-нибудь от них все пойдёт вновь…» «И короткая беседа с Иларионом ободряла, - вспоминал О. Волков. - Так бывает, когда общаешься с человеком убежденным, умным и мужественным. Да еще таким стойким» .

Сам же архиепископ Иларион, несмотря на ограниченные возможности, для того чтобы Церковь устояла как можно с меньшими потерями, сделал очень много, решительно отвергая предательские соблазны.

Новому организуемому властью раскольническому сообществу, которое возглавил архиепископ Нижегородский Григорий (Яцковский), не хватало авторитетности в глазах членов Церкви. Для восполнения этого недостатка была сделана попытка привлечь в раскол архиепископа Илариона.

«Для Илариона три года?! Так мало?» - театрально удивляется Тучков сроку, полученному архиепископом Иларионом, и добавляет еще три.

С этой целью в июле 1925 года он был переведен в Ярославль для бесед с Тучковым, где и пробыл до апреля 1926 года сначала в политизоляторе, а затем в общей камере в Коровниках. Здесь архиепископ Иларион делает попытки вернуться к «своей первой и постоянной любви - науке» и продолжить богословскую работу. «Я себе задал громадную тему, - писал он из ярославского изолятора, - которую разве только в десяток лет можно вполне разработать. Самый большой вопрос, конечно, книжный» . Каждый месяц от друзей из Москвы он получает по ящику книг и каждый месяц отправляет обратно проработанную литературу. Но, увы, надежды тщетны. На научные исследования у него не остается не только десяти лет, но даже и десяти месяцев. Бескомпромиссность позиции лишает исповедника условий, благоприятных для занятия богословием. «Для Илариона три года?! Так мало?» - после серии неудавшихся бесед театрально удивляется Тучков сроку, полученному архиепископом Иларионом, и добавляет еще три .

Столичным службам с раскольниками владыка Иларион предпочитает тайное пасхальное богослужение в недоконченном здании пекарни в пересыльном лагере Попова острова, которое они с епископом Нектарием (Трезвинским) и священником Павлом Чехрановым не столько пропели, сколько прошептали весной 1926 года.

Есть некоторые упоминания о том, что в июне 1927 года были возобновлены уговоры привезенного в Москву архиепископа Илариона возглавить григорианское ВЦУ с обещанием белого клобука и полной свободы действий . Переговоры вел сам расколоначальник архиепископ Григорий. Ответ владыки был неизменен. Впрочем, Тучкову удалось, вероятнее всего в феврале 1926 года, убедить архиепископа Илариона написать письмо митрополиту Сергию об условиях возможного Собора . Не зная хорошо современной обстановки вокруг Церкви, владыка невольно высказал мысли, использованные раскольниками-григорианами в свою пользу. «Григорьевцы, конечно, по этому поводу немало ликовали, а архиепископ Иларион, возвратившись в Соловки, поскорбел. Часто, прерывая какие-то свои мысли, он говорил нам вслух: “Вот, григорьевцы говорят, что Иларион за нас, а Иларион опять в Соловках”» .

Степень причастности владыки Илариона к написанию «Соловецкого послания» недостаточно ясна. Можно лишь предположить, что вряд ли она была значительной, поскольку после длительных переговоров с Тучковым сомнительно наличие у архиепископа Илариона надежды на попытку понимания позиции Церкви со стороны власти, свое отношение к которой владыка приблизительно в это время выразил следующими словами: «Это воочию сам сатана…» . Игумен Дамаскин по этому поводу пишет следующее: «Когда владыка прибыл на остров (из Ярославля в начале лета 1926 г. - А.Г. ), текст декларации уже был одобрен большинством архиереев. Единомыслен был с ними и архиепископ Иларион, лишь выразил сомнение, не будет ли некорректным поучать заместителя местоблюстителя митрополита Сергия, но по размышлении согласился, что это послание будет иметь для митрополита значение совета, который он волен принять или нет» .

Известно об энергичной деятельности священномученика Илариона, направленной на усмирение волнений, возникших в Русской Церкви, и особенно - в ее епископате, в 1927 году по поводу некоторых действий заместителя местоблюстителя Патриаршего престола митрополита Сергия (Страгородского). Главным же предметом пререкания стала декларация митрополита Сергия от 16/27 июля 1927 года об отношении РПЦ к советской власти.

Осенью того же года опасность отделения от заместителя местоблюстителя увеличилась действиями митрополита Иосифа (Петровых), недовольного переводом с Ленинградской епископской кафедры на Одесскую. Смущение, колебания и разделение стали проникать в среду заключенных на Соловках иерархов. Уже в ноябре 1927 года «архиепископ Иларион сумел собрать до пятнадцати епископов в келии архимандрита Феофана, где все единодушно постановили сохранять верность Православной Церкви, возглавляемой митрополитом Сергием.

“Никакого раскола! - возгласил архиепископ Иларион. - Что бы нам ни стали говорить, будем смотреть на это как на провокацию!» .

Сколь большое значение эта инициатива владыки имела впоследствии, видно из следующего случая. Его современнику, соратнику по борьбе с обновленцами и соузнику, епископу Мануилу (Лемешевскому) после освобождения из лагеря по прибытии в Москву 10/23 февраля 1928 года митрополитом Иосифом (Петровых) было сделано предложение примкнуть к расколу с обещанием немедленного возведения в сан митрополита, на что епископ Мануил дал такой ответ: «Я - представитель “соловецкого” епископата. Все мы единогласно и единодушно в количестве 17 человек под председательством архиепископа Илариона клятвой скрепили себя не отделяться от митрополита Сергия, хранить церковное единство и не присоединяться ни к какой группе раздорников. Мне поручено “соловецким” епископатом доложить обо всем этом митрополиту Сергию» .

«Никакого раскола! Что бы нам ни стали говорить, будем смотреть на это как на провокацию!»

В письме от 8/21 июля 1928 года владыка Иларион писал: «Я ровно ничего не вижу в действиях митр. Сергия и Синода его, что бы превосходило меру снисхождения или терпения… Везде писаны пустяки, кто напротив пишет. Какую штуку выдумали. Он, мол, отступник. И как пишут, будто без ума они. Сами в яму попадают и за собой других тащат» .

На фоне этих данных неожиданно звучат слова письма от 22 октября / 4 ноября 1927 года, которое приписывается владыке Илариону. Получается, что в ноябре владыка Иларион связывает «соловецких» епископов клятвой верности митрополиту Сергию, а чуть ранее, в октябре, называет его и сотрудничающих с ним епископов «церковными прелюбодеями», приводит слова какой-то «блаженной» о том, что митрополит Сергий «хуже еретика: он поклонился антихристу, и, если не покается, участь его в геенне вместе с сатанистами», цитирует длиннейшие выдержки из толкований на Апокалипсис и 2-е послание апостола Петра епископов Игнатия (Брянчанинова) и Феофана (Говорова) .

Кроме того, письмо пронизано духом уныния и боязни, не свойственным священномученику Илариону: «То жуткое, что предощущалось два-три года тому назад, не придвинулось ли к нам вплотную?..» В эпистолярном наследии священномученика Илариона (Троицкого) нельзя найти и такого высокопарного стиля, на который время от времени сбивается автор спорного письма: «И как было не дивиться св. Тайнозрителю, когда он узрел пред собою…» . Надо также заметить, что ни в научных работах, ни в статьях, ни в письмах священномученика Илариона нет ни одной цитаты святителя Игнатия (Брянчанинова). К тому же странно, что после прямо-таки отчаянных переживаний, изложенных в октябрьском письме, всего через девять месяцев владыка уже пишет, что ровно ничего не видит «в действиях митрополита Сергия и Синода его» .

Но главное отличие - в самом подходе к оценке декларации. Владыка Иларион отделение от заместителя местоблюстителя считает делом «совершенно неосновательным, вздорным и крайне вредным», оценивает его как «преступление весьма тяжкое» прежде всего потому, что «каноны 13-15 Двухкр. Собора определяют черту, после которой отделение даже похвально, а до этой черты отделение есть церковное преступление» . Похожим образом он рассуждал на Соборе 1917-1918 годов о патриаршестве: «Мы не можем не восстановить патриаршества; мы должны его непременно восстановить, потому что патриаршество есть основной закон высшего управления каждой Поместной Церкви» .

Автор же письма от 22 октября / 4 ноября 1927 года предлагает нечто практически противоположное: «Нельзя формально применять каноны к решению выдвигаемых церковной жизнью вопросов, вообще нельзя ограничиваться правовым отношением к делу, а необходимо иметь духовное чувство, которое указывало бы путь Христов среди множества троп, протоптанных дивьими зверями в овечьей одежде. Жизнь поставила вопросы, которые правильно - церковно правильно - возможно разрешить только перешагивая через обычай, форму, правило и руководствуясь чувствами, обученными в распознании добра и зла» .

Кроме того, автор письма сетует на то, что, «вопреки декрету об отделении Церкви от государства, Православная Церковь вступила в тесный, живой союз» с богоборческим государством . Между тем в свое время сам архиепископ Иларион совместно с патриархом Тихоном приложил немало усилий, чтобы узаконить положение Православной Церкви именно в этом государстве.

За год до окончания второго трехлетнего срока, в день пятилетия своего заключения владыка Иларион при мысли о будущем испытывал чувство некоторого замешательства: «Сейчас я переживаю не вполне приятное состояние полной неизвестности: уеду ли отсюда или опять останусь, - писал владыка своей двоюродной сестре 15 ноября 1928 года. - Если уеду, то скоро, но сменяю ли я в этом последнем случае ястреба на кукушку - тоже неизвестно. Словом, внутри у меня неизвестность или неопределенность. Чего пожелать самому себе - тоже не знаю» . Но определяться было не нужно. Дни его были уже сочтены. Впрочем, как раньше, так и теперь в настроении святителя Илариона слышится не только Амвросиево «жить - не тужить», но и Златоустово «слава Богу за все»: «И так за долгие годы привык и живу, не тужу. На лучшее не надеюсь, от худшего не отрекаюсь. Какова есть о мне воля Божия - так пусть и будет» .

По окончании срока архиепископа Илариона (Троицкого) приговорили к ссылке в Казахстан. Причем добираться до места ссылки он должен был в этапном порядке через пересылочные тюрьмы. На этапе его обокрали. В довершение всего где-то на пересылках владыка заразился сыпным тифом и в Ленинград прибыл в совершенном изнеможении. В больнице его обрили, но исповедник Христов уже предощущал свою скорую свободу в Церкви Небесной и в беспамятстве говорил: «Вот теперь-то я совсем свободен, никто меня не возьмет…» .

Архиепископа Илариона пытались отравить еще в Ярославле, после переговоров с Тучковым, но яд не подействовал.

Генерал И.М. Зайцев со слов бывшего чекиста М.И. Юповича писал, что архиепископа Илариона пытались отравить еще в Ярославле, после переговоров с Тучковым, но яд не подействовал. Архимандрит Феодосий (Алмазов) был уверен, что причиной смерти владыки Илариона также был яд: «Очевидно, таковой ему был влит уколом, когда он болел тифом в Петрограде и организм был ослаблен. Несомненно, архиепископ Иларион в Петрограде умер от отравления» .

15/28 декабря 1929 года, когда врач подошел к архиепископу Илариону с радостной вестью о том, что кризис миновал и теперь возможно выздоровление, больной ответил: «Как хорошо! Теперь мы далеки от…» - и с этими словами скончался .

10 мая 1999 года Архиерейским Собором Русской Православной Церкви архиепископ Иларион (Троицкий) был прославлен в лике священномучеников в сонме новомучеников и исповедников Российских.

Тропарь, глас 4

Тропарь, глас 4

В жизни Русской Церкви XX века выдающееся место по праву принадлежит священномученику архиепископу Верейскому Илариону (Троицкому) (1886, с. Липицы - 1929, Ленинград). Многообразными были его труды на благо Православной Церкви, и безупречным оказалось исповедание им Христа в годину большевистских гонений. Светлый и величественный образ святителя Илариона приводит на ум примеры из эпохи раннехристианской святости. Даже враги святителя восхищались им. Святитель Иларион был борцом за Церковь в век величайшего от нее отступления; верность Церкви и Христу он засвидетельствовал мученической смертью. Личность святителя Илариона до последних ее глубин была укоренена в Православной Церкви. Стяжавший церковный разум, он стал носителем церковного слова. Выдающийся ученый-богослов и духовный писатель святоотеческого направления, он прославился также своими вдохновенными проповедями. Его знаменитая речь в защиту патриаршества на Поместном Соборе Русской Церкви в 1917 году внесла вклад в дело восстановления на Руси патриаршества. А в конце 10-х и начале 20-х годов святитель Иларион был правой рукой святого патриарха Тихона. При патриархе ему на долю выпала самая сложная и неблагодарная роль - быть посредником между патриархом и советской властью. Все силы своих ума и души архиепископ Иларион посвятил тому, чтобы облегчить и упрочить положение Церкви, когда враг, наглея от безнаказанности, задался целью стереть ее с лица земли. Никто другой, как святитель Иларион в начале 20-х выдерживал натиск на Церковь со стороны ВЧК. Но помимо того, православная Москва обязана именно ему тем, что ей удалось в это время преодолеть соблазн обновленчества. Безбожная власть не смогла допустить того, чтобы доблестный воин Христов оставался на свободе. Годы 1923-1929 стали временем исповедания священномучеником Христа в тюрьмах и Соловецком концлагере.

Святитель Иларион, в миру Владимир Троицкий, родился 13 сентября 1886 года в семье сельского священника Алексея Троицкого. Отец будущего архиепископа служил в селе Липицы Каширского уезда Московской губернии. Кроме Владимира в семье было еще два младших сына - Димитрий и Алексей, а также две дочери, которых звали Ольга и София. Троицкие были родом потомственных священников. О деде Владимира, отце Петре, сохранились сведения как о человеке редкой образованности; среди народа он пользовался великим авторитетом и любовью. Димитрий, средний из братьев, впоследствии принял монашеский постриг с именем Даниила и стал епископом Брянским. Самый младший, Алексей, также избравший для себя стезю священника, сделался преемником своего отца по служению в Липицах. При большевиках он был репрессирован и погиб в лагере.Жизнь семейства Троицких отличалась патриархальной строгостью и неукоснительным следованием православным обычаям. Супруга отца Алексея умерла рано; воспитанием детей после ее смерти занималась ее незамужняя сестра - учительница приходской школы. Нередко ей приходилось брать с собой на уроки читать. А поскольку с раннего детства он все церковные службы проводил на клиросе, он овладевал и славянским языком. Будучи пяти лет, он уже читал в храме часы и шестопсалмие.

Дух будущего борца за Церковь, богослова и мученика, святителя Илариона воспитывался в благодатной среде сельского храма; дружная православная семья заложила в нем основы того душевного здоровья, которое помогло ему выстоять в нечеловеческих условиях советских тюрем и лагерей. Прекрасная, чистая душа Владимира Троицкого формировалась в детстве и ранней юности и под влиянием впечатлений от родной среднерусской природы. Село Липицы расположено на высоком берегу Оки. Оттуда видна обширная речная долина, где по берегам к самой воде подступают смиренные селения, единственным украшением которых служат Божии храмы. "Придешь бывало домой на Пасху, - вспоминал архимандрит Иларион о своих посещениях родных мест. - Выйдешь к реке. На несколько верст она разлилась, затопила всю равнину. И слышишь по воде со всех сторон радостный пасхальный трезвон во славу Христа воскресшего: и с нашего тульского берега, и с московского несется звон, будто две церкви, две епархии сливаются в одном торжественном гимне. Ярко и ласково светит весеннее солнышко, шумно бегут по канавам мутные потоки, важно расхаживают по земле грачи, вся земля проснулась и начала дышать, зеленеет уже травка. Оживает природа, и смиренный народ справляет праздник Воскресения. Слышишь, бывало, как несется над рекой пасхальный звон, - будто волны новой жизни вливаются в душу, слезы навертываются на глазах. Долго и молча стоишь зачарованный..." (Архимандрит Иларион. Письма о Западе. Сергиев Посад, 1915. С. 60-61.) Мальчик рос в атмосфере не только благочестия, но и красоты. Прекрасные и величественные картины природы прививали его душе стремление к преображенному, восстановленному до своего райского состояния миру. Но как раз представление о "новой", очищенной от греха и возрожденной твари есть нерв богословского учения Троицкого, развивающего идеи восточных отцов Церкви. Православный дух святителя Илариона отличался не только силой и крепостью, но одновременно утонченностью, изяществом, добротой и красотой. Устремленность к святости, пронизывающая его богословские сочинения, не отделима от стремления к высшей красоте.

Пожалуй, самой яркой чертой будущего святителя в детстве была жажда знания, желание учиться. Когда ему было пять лет, он задумал идти на учебу в Москву. Прихватив с собой букварь, мальчик взял за руку трехлетнего братишку, и, никому ничего не сказав, они пошли по дороге в направлении Москвы. Спустя некоторое время в доме обнаружили исчезновение детей. От волнения мать потеряла сознание; отец Алексей же запряг в телегу лошадь и помчался на поиски. Крестьяне окрестных деревень знали и любили семью священника из Липиц. Кое-кто видел, как по дороге шли важно два мальчика в летних рубашонках; один из них нес под мышкой книгу. С людской помощью отец Алексей через несколько часов нагнал сыновей. На упреки родителя будущий архиепископ серьезно ответил: "Папа, не расстраивайся! А как же Ломоносов? Ведь он пешком пошел в Москву, и я тоже решил идти учиться!"...

И когда Владимиру пришло время учиться, он с блеском прошел это поприще. Святитель Иларион Троицкий, один из крупнейших представителей русского академического богословия XX века, получил превосходное духовное образование. Вот его основные вехи. 1900 год - окончание Тульского духовного училища, 1906 - завершение с отличием курса Тульской духовной семинарии и поступление в Московскую Духовную Академию. В 1910 году Владимир Троицкий заканчивает Академию со степенью кандидата богословия и остается при ней в качестве профессорского стипендиата. А в 1913 году он защищает магистерскую диссертацию; еще в 1912 году она была опубликована в Сергиевом Посаде в качестве книги под названием "Очерки из истории догмата о Церкви". Стоит отметить, что Владимир Троицкий всегда был круглым отличником учебы. Помимо того, за свои студенческие работы он был в 1910 году удостоен двух наград - премии Московского митрополита Макария за лучшее семестровое сочинение и премии митрополита Московского Иосифа за лучшую кандидатскую работу. Магистерская его диссертация также была отмечена: он получил за нее премию Московского митрополита Макария 1912-13 гг.

Владимир Алексеевич был по своему призванию и затем по своим дарованиям и учености исследователем-богословом. Любовь к науке сливалась у него с любовью к Академии и Троице-Сергиевой лавре, в стенах которой она располагается. Эта любовь носила даже несколько страстный характер, и в 1913 году при монашеском постриге молодой ученый переживал это как серьезный грех. Путь к преодолению этого внутреннего кризиса указал Троицкому епископ Феодор Поздеевский, тогдашний ректор Академии. Он обратил внимание своего младшего собрата и коллеги на таинственный духовный закон: "духовной мудростью и бесчисленными писаниями" обогатили Церковь не богословы-рационалисты, но пустынники, отвергшие всякую книжную мудрость, поскольку жертва и подвиг открыли в их душах бездонные источники боговедения. (Епископ Феодор. Речь при пострижении доцента Московской Академии Вл. Троицкого, в монашестве Илариона. - Богословский вестник, 1913 , № 8. С. 701.) В сущности, владыка Феодор говорил о том, что особо ценным является богословствование, идущее от опыта сокровенной духовной жизни, монашеского внутреннего делания. Владимир Алексеевич осознавал это еще в годы студенчества. Будучи на четвертом курсе, он произнес "слово" в день празднования 95-й годовщины Академии, в котором выразил свой взгляд на существо богословия. "Что такое богословие? - спрашивал оратор. - Оно для многих есть только знание богословских истин, но не знание Бога. Знание же Бога есть наука опытная. Только чистые сердцем Бога узрят, и потому истинное богословие должно быть благочестием". (Троицкий Владимир. Да не будут тебе бози инии! - Сергиев Посад, 1909.) Богословие Владимир Алексеевич понимал в высшем смысле как опытное богопознание; владыка Феодор утвердил его в этом, облегчив тем самым ему жизненный выбор. Научная деятельность для Троицкого была неотделима от подвижничества и благодатной церковной жизни. В течение всего пребывания будущего святителя в Доме Живоначальной Троицы его жизнь протекала, как между двумя центрами или полюсами, с одной стороны, в стенах уникальной академической библиотеки, с другой - под сенью "русской православной святыни", как называл он гробницу преподобного Сергия в Троицком соборе. И если Московская Духовная Академия в начале XX века была тем уникальным местом, где осуществлялся редкий синтез науки и духовной жизни, то святитель Иларион Троицкий стал одним из тех, кто свидетельствовал об этом собственным подвигом и творчеством.

В 1910 году Владимира Троицкого, выпускника Академии, оставляют при ней для научной работы и преподавания. Владимир Алексеевич начинает готовить к защите магистерскую диссертацию. На протяжении двадцати лет научной деятельности (она началась в студенческие годы и продолжалась даже и в заключении: в тюрьмах и на Соловках святитель много писал) он разрабатывал по существу одну проблему - проблему Церкви. Что такое Церковь? Именно на этот вопрос святитель Иларион отвечал своими трудами и жизнью. Потомственный священник, он не мыслил себе жизни в стороне от Церкви. Основой его богословских убеждений и стало переживало благодатности, спасительности Церкви, ее приподнятости над преходящим природным бытием. Экклезиология святителя Илариона имеет опытный характер: читатель его трудов приобщается к его благодатному церковному опыту. Концепция Церкви, предложенная святителем, опирается на Священное Писание и учение святых отцов, причем святоотеческие представления пережиты им изнутри, согласие с ними его глубоко сердечное. Труды святителя Илариона, выдающегося церковного писателя, принадлежат святоотеческой линии в русской духовной литературе первых десятилетий XX века.

В большинстве сочинений святителя Илариона можно проследить развитие мысли о Церкви как "союзе любви", как организме, мистическом Теле, члены которого объединены общей благодатной жизнью, имя которой - любовь. Святитель пользовался разнообразными словесными жанрами: это не только богословский трактат или эссе, но и искусствоведческий очерк и даже путевые заметки. Писал владыка Иларион чрезвычайно ясно, просто и при этом с установкой на устное слово: с его именем связана слава блестящего проповедника, лектора, а также полемиста (диспуты в Академии, а после революции - в Политехническом музее). В литературных произведениях святителя сквозит возвышенная простота его личности. И именно эта простота была отмечена епископом Феодором в речи при пострижении Владимира Троицкого. "Душа твоя, имущая печать высокой мудрости о Христовой истине, с любовью принимала в себя "простоту, яже о Христе"" (Епископ Феодор. Речь при пострижении доцента Московской Академии Вл. Троицкого, в монашестве Илариона. - Богословский вестник, 1913 , № 8. С. 697.) Эти слова епископа Феодора характеризуют в целом богословское творчество святителя Илариона, поскольку оно отмечено "высокой мудростью" с одной стороны и "простотой" - с другой.

11 декабря 1912 года в Академии состоялась защита Владимиром Троицким его магистерской диссертации. Владимир Алексеевич называет в своей диссертации догмат о Церкви выражением церковного самосознания. Он показывает, как на протяжении первых веков своего существования Церковь приходит к нему в напряженной борьбе с ересями. И эта древняя полемика, утверждает автор диссертации, имеет явные параллели с современной богословской борьбой за Церковь. Он не только прослеживает спор святых отцов с еретиками о природе Церкви, но попутно полемизирует на ту же тему с современными католическими и протестантскими учеными. По академической традиции защита диссертации протекала в виде диспута, - ранее работа Троицкого уже получила блестящие отзывы оппонентов. Достоинство его диссертации было настолько бесспорным, что никаких весомых научных возражений труд не получил. Потому Владимир Алексеевич не был удовлетворен защитой.Одновременно с присуждением Владимиру Троицкому степени магистра богословия в самом начале 1913 года его утверждают в должности доцента Академии по кафедре Нового Завета. А в мае 1913 года Троицкий становится профессором Академии. Очень скоро он приобрел всеобщие любовь и уважение; среди преподавателей и студентов с ним была связана слава академического "столпа". В один из моментов жизни Академии он был первым кандидатом на пост ее ректора. Причиной того, что был избран все же не он, было полное отсутствие у него жизненного практицизма, возвышенная "неотмирность". (Волков С. Последние у Троицы. М.-СПб., 1995. С. 121-123.)

Студенты Академии восторженно относились к лекциям молодого профессора. Живой интерес к ним был связан с их жизненностью, непременной привязанностью к современности. Чтение лекций было для Владимира Троицкого, а затем архимандрита Илариона, насущнейшим делом - борьбой за Церковь; с этим был связан их публицистический и полемический настрой. "Он не мог спокойно повествовать <...>, - вспоминает слушатель его лекций в 1917-1919 гг., - а должен был гореть, зажигать своих слушателей, спорить, полемизировать, доказывать и опровергать. <...> Он никогда не был только теоретиком: он был человеком дела, всегда соединявшим теорию с практикой". Автору этих строк, Сергею Волкову, принадлежит и словесный портрет святителя: "Высокий и стройный, с очень умеренной и пропорциональной полнотой, с ясным и прекрасным взглядом голубых глаз (он был немного близорук, но никогда не пользовался очками), всегда смотревший уверенно и прямо, с высоким лбом и <...> небольшой окладистой русой бородой, звучным голосом и отчетливым произношением, он производил обаятельное впечатление. Им нельзя было не любоваться". Владыка имел "сильный облик чисто русского человека, прямо-таки богатыря, одухотворенного глубоким интеллектом и чистой, благородной душой". У слушателей его лекций возникало впечатление, что "целостность <...> была главной чертой его личности. Этот смелый, исключительно талантливый человек все воспринимал творчески". И вот еще несколько характерных черт его духовного облика, отмеченных современником: "Иларион благодатно влиял на меня самой своей личностью - прямотой, властностью в отстаивании убеждений, восторженностью совершаемого им богослужения, сильной, покоряющей речью и, наконец, бодростью, энергией и жизнерадостностью". Он в жизни был носителем того начала любви, которое обосновывал в своих теоретических трудах: "У него самого была поразительная восторженность и любовь ко всему, что ему было дорого и близко - к Церкви, к России, к Академии, и этой бодростью он заражал, ободрял и укреплял окружающих".

О годах, проведенных в стенах лавры, святитель вспоминал как о лучшем времени своей жизни. С Академией он был связан до мая 1920 года - времени своего рукоположения во епископа Верейского. В конце октября 1917 года, когда среди профессоров Академии велся спор по поводу патриаршества на Руси, он прочитал там лекцию "Нужно ли восстановление патриаршества в Русской Церкви?" Будучи участником проходившего тогда в Москве поместного Собора, он специально приехал на один день в Сергиев Посад, чтобы выступить в Академии с этой примечательной лекцией. С.Волков так вспоминает об этом: "На лекцию собралось большинство профессуры и все студенты, продолжалась она около трех часов. Конечно, она была прочитана так блестяще, как это мог сделать только Иларион: восстановление патриаршества в России было его заветным желанием, как бы смыслом его жизни, которому он отдавал все свои силы". В своей лекции святитель пророчески представил совершенно новый образ русского патриарха: "Теперь наступает такое время, - сказал он, - что венец патриарший будет венцом не "царским", а скорее, венцом мученика и исповедника, которому предстоит самоотверженно руководить кораблем Церкви в его плавании по бурным волнам моря житейского". Знаменательны были эти слова, пришедшиеся в точности на день большевистского переворота!..

28 марта 1913 года произошло событие особой важности в жизни Владимира Троицкого: он принял монашеский постриг с именем Илариона (Постриг происходил в скиту Параклит; его осуществил епископ Никон (Рождественский), а напутственное слово было сказано епископом Феодором (Поздеевским).) Есть люди, с самого рождения предназначенные служить непосредственно Богу и словно невидимой стеной отгороженные от мира. Таким человеком был Владимир Троицкий. Он не сомневался в своем монашеском призвании, которое для окружающих очевидным не было: душевная одаренность и внешняя красота, веселость и общительность могли вводить в заблуждение относительно внутреннего устроения и жизненных установок.

Каким же был "внутренний человек" святителя Илариона? Об этом мы можем судить по его сочинениям и поступкам, по воспоминаниям современников; вглядываясь в фотографические портреты святителя, мы также можем пережить встречу с его душой. Главной чертой святителя и священномученика была исключительная врожденная душевная чистота, самым верным признаком которой было естественное и радостное следование добродетели вместе со страданием от греха, в случае владыки Илариона совершающегося лишь в области помыслов. Святитель свидетельствует о собственном внутреннем опыте, когда пишет: "Жизнь и совершенствование личности в Церкви несет с собою счастье и блаженство"; "Сама добродетель есть блаженство, а грех есть страдание"; "Как с грехом неразрывно связано его следствие - страдание, так с добродетелью соединено блаженство". В подобных простодушных личных признаниях выражена чистота святости Божиего избранника.С врожденной чистотой души соединялась природная веселость святителя. Опять-таки от собственного опыта им написаны такие, например, строки: "Есть на земле носители торжествующего христианства, всегда радостные, всегда с пасхальными песнопениями на устах, и лицо их, как лицо Ангела". (Архимандрит Иларион. "Вифлеем и Голгофа. - Отдых христианина") Духовное веселье временами, видимо, переполняло его, прорываясь даже в богословско-полемических работах. Сохранил святитель его и в тяжелейшей обстановке Соловецкого лагеря. Он стремился "научить" этой радости и тех, кто не был ею одарен: "Иларион любил говорить, что, насколько христианин должен осознавать свои грехи и скорбеть о них, настолько же он должен радоваться бесконечной милости и благости Божией и никогда не сомневаться и не отчаиваться в своем жизненном подвиге", - пишет С. Волков. (Волков С. Последние у Троицы. С. 118.) Действительно, "по имени" было житие святителя Илариона! ("Иларион" (греч.) означает "тихий", "радостный".) Склонность к глубинному и неотмирному веселью еще совсем молодого святителя побуждает вспомнить о преподобном Серафиме Саровском с его постоянным пасхальным приветствием. Кого бы мы имели в лице святителя Илариона, не прервись его жизнь на сорок пятом году!..

Некоторые люди приходят к монашеству, пройдя через бездну греховного опыта: испытав ужас перед страшной реальностью "пучины греха", они вступают на стезю покаяния. Путь к монашеству Владимира Троицкого был иным. Это был безупречный в своих поступках человек, которому при этом было присуще особое стремление к совершенству. Лишь всецело посвятив себя Богу, он мог поднять свою личность на высшую духовную ступень. Избрание монашества было почти естественным для него: аскеза была его привычным состоянием, добродетель радостна и желанна, грех вызывал муку и отвращение. Уже в силу своей природной чистоты Владимир Троицкий был "земным Ангелом и небесным человеком"; не знающий ничего низменного, он не мог допустить присутствия низких черт у какого-то другого христианина. В монашестве он искал для себя лишь наиболее благоприятных условий для служения Богу, искал того тесного образа жизни, который не оставляет и малой лазейки греху. Брака же он не только не гнушался, но считал путем к Богу, совершенно равночестным монашеству. (Архимандрит Иларион. Единство идеала Христова. - В изд.: Архимандрит Иларион. Христианства нет без Церкви. М., издательство Сретенского монастыря, 1995. С. 119-123.)

Во время пострига Владимир Алексеевич испытал великую радость, которая, по его собственному свидетельству, не оставляла его на протяжении двух месяцев. 11 апреля 1913г. Троицкого рукоположили во иеродиакона, 2 июня - во иеромонаха, а 5 июля отец Иларион был возведен в сан архимандрита. Совершение Божественной литургии стало отныне центром его жизни. Вот как описывает служение святителя С. Волков: "Величественно и красиво Иларион совершал богослужение. Было нечто возвышенное, легкое и прекрасное в его чтении Евангелия, произнесении возгласов и молитв звучным и раскатистым голосом, властно заполнявшим все пространство обширного академического храма. Столь же звучно раздавался он и в Успенском соборе нашей лавры, и в храме Христа Спасителя в Москве. В его служении замечалась некая восторженность, вполне искренняя, чуждая малейшей театральности <...>. Он отдавался богослужению всей душой, всем существом своим, как главному делу своей жизни". (Волков С. Последние у Троицы. С. 136.) Красоту богослужения святитель ставил выше всякой земной красоты. Он любил повторять, что ни одна опера, ни один спектакль не могут вызвать интерес, хотя бы отдаленно сравнимый с тем, которым обладает богослужение. Как немногие, владыка Иларион умел проникаться настроением древних напевов и жить смыслами, содержащимися в богослужебных текстах. Совершение евхаристии становилось для него всякий раз великим событием.

Священномученик Иларион Троицкий был не только прирожденным монахом, ученым и педагогом: Бог в нужный момент призвал его к высшему церковно-общественному служению, его натуре церковного деятеля был присущ святительский размах. Этот новый поворот в его жизненном пути произошел в 1917 году, когда ему пришлось участвовать в поместном Соборе Русской Церкви.

На Собор отец Иларион пришел с идеей необходимости восстановления в Русской Церкви патриаршества, - идеей, которую он вынашивал всю свою сознательную жизнь. Восстановление патриаршества означало для него в первую очередь освобождение Церкви от гнета государства. 23 октября архимандрит Иларион произнес на Соборе свою ставшую знаменитой речь "Почему необходимо восстановить патриаршество?" В основу ее он положил свое убеждение в том, что "патриаршество есть основной закон высшего управления каждой поместной Церкви", и что если мы не хотим порывать с вековым церковным преданием, мы не имеем права отвергнуть патриаршество. Речь отца Илариона звучала со страстной убежденностью и закончилась на высокой ноте: "Есть в Иерусалиме "стена плача". <...> В Москве, в Успенском соборе, также есть русская стена плача - пустое патриаршее место. Двести лет приходят сюда православные русские люди и плачут горькими слезами о погубленной Петром церковной свободе и былой церковной славе. Какое будет горе, если и впредь навеки останется эта наша русская стена плача! Да не будет!.." (Профессор-архимандрит Иларион (Троицкий). Почему необходимо восстановить патриаршество? - В изд.: Акты Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея России. М., 1994.) Думается, в том, что выбор Собора осуществился в конце концов в пользу патриаршества (это произошло 30 октября), была немалая заслуга и архимандрита Илариона.

К моменту участия в Соборе отца Илариона его известность и авторитет уже вышли за пределы Академии. Во время Собора "его, единственного не епископа, в кулуарных разговорах называли в числе желательных кандидатов на патриарший престол". (Волков С. Последние у Троицы. С. 112-113.) Однако по воле Божией священномученику Илариону довелось в труднейшие для Церкви, воистину страшные годы большевистского гонения, быть главным помощником и сподвижником патриарха Тихона.

Сразу после избрания патриарха архимандрит Иларион становится его "секретарем и главным консультантом по богословским вопросам". (Левитин-Краснов А., Шавров В. Очерки по истории русской церковной смуты. М., 1996. С. 313.) За этой респектабельной в другие времена должностью "ученого секретаря" стояла на деле роль человека, всегда находящегося под вражеским ударом. Перед патриархом стояла труднейшая задача сохранения Церкви - этого корабля спасения посреди бушующей враждебной стихии. И во всех контактах с Советской властью - при переговорах с Тучковым (заведующий 6-м отделением секретного отдела ГПУ), встречах с "революционным" духовенством и т. д. - святитель Иларион заслонял собою патриарха. Келейник Святейшего, Яков Полозов, погиб от руки наемного убийцы, обращенной против патриарха. Судьба священномученика Илариона оказалась сходной: он стал жертвой мести Тучкова патриарху.

В марте 1919 года архимандрит Иларион был арестован и заключен в Бутырскую тюрьму. Причины ареста он и сам не понимал; видимо, он был схвачен из-за одной своей близости к патриарху. Через два месяца священномученика освободили. И после выхода на волю отец Иларион поселился в Москве у своего земляка и друга по Академии священника Владимира Страхова. Отец Владимир служил в церкви Святой Троицы на Листах, находящейся на Сретенской улице; его квартира тоже была неподалеку. Деятельность архимандрита Илариона в Сергиевом Посаде после закрытия Академии летом 1919 года прекратилась. С начала же 20-х годов установилась его тесная связь со Сретенским монастырем. До своего ареста в ноябре 1923 года святитель Иларион был настоятелем Сретенского монастыря.

В мае 1920 г. в день памяти священномученика патриарха Гермогена произошло одно из ключевых событий в жизни архимандрита Илариона: он был возведен в святительский сан. Осуществился Божий Промысел, направляющий его жизнь; это имело великое значение для судеб Русской Церкви в тот исторический момент. Святейшим патриархом Тихоном была совершена хиротония архимандрита Илариона во епископа Верейского, викария Московской епархии. В своем слове патриарх Тихон особо отметил это совпадение, предсказав новопоставленному архиерею за твердость в вере исповеднический венец. Владыка Иларион ответил на патриаршее слово замечательной, проникновенной речью, в которой выразилось его глубокое понимание как нынешнего состояния Церкви, так и собственной судьбы. К этому времени была пролита уже кровь сотен мучеников за веру; надвигались еще более страшные гонения, и святитель предвидел это. "Церковь Божия стоит непоколебимо, лишь украшенная, яко багряницею и виссоном, кровьми новых мучеников, - сказал он в своей речи. - Что мы знали из церковной истории, о чем читали у древних, то ныне видим своими глазами: Церковь побеждает, когда ей вредят. <...> Силы государства направились против Церкви, и наша Церковь дала больше мучеников и исповедников, нежели предателей и изменников". (Речь архимандрита Илариона (Троицкого) при наречении во епископа. - Материалы из следственного дела Троицкого И.А., архив ФСБ. Машинопись.) Святитель чувствовал, что к высшему, епископскому служению в Церкви в этот страшный и славный момент ее истории его призвал Божий Промысел. "Знаю теперь твердо, - сказал священномученик, - что воля Божия управляет Церковью и не без Божией воли поставляются в Церкви епископы. <...> Господь милосердый да примет душу мою, сию малую лепту, вметаемую в сокровищницу Церкви, для употребления на общую пользу. Воля Господня да будет". Святитель Иларион вступил на епископскую стезю с полным сознанием того, что его ожидает, с готовностью к мученичеству.

После принятия епископского сана святитель по-прежнему жил в квартире священника Страхова на Сретенке: помещения Сретенского монастыря захватывало государство, монахи выселялись оттуда, и обосноваться в монастыре у святителя возможности не было. Ежедневно первую половину дня святитель Иларион проводил у патриарха в Донском монастыре; очень часто он сослужил Святейшему. За год своего епископства им были отслужены 142 обедни, примерно столько же всенощных и произнесено 330 проповедей. Известность святителя и любовь к нему церковного народа возрастали; за ним стало закрепляться имя "Иларион Великий". О его служении в Сретенском монастыре свидетельствует православный москвич, живший неподалеку; на протяжении нескольких лет он вел дневник. Вот запись из этого дневника, относящаяся к 1921 году: "На Страстной неделе тянуло в церковь. Несколько раз ходил в Сретенский монастырь. Привлекал туда епископ Иларион, не своим пышным архиерейским служением, а участием в службах в качестве рядового монаха. Однажды (за всенощной со среды на четверг) он появился в соборном храме монастыря в простом монашеском подряснике, без панагии, без крестов, в камилавке и прошел на левый клирос, где и пел все, что полагается, в компании с 4-5 другими рядовыми монахами, а затем вышел в том же простом наряде на середину храма и проникновенно прочитал канон, не забывая подпевать хору в ирмосах. Прочитавши канон, запел один "Чертог Твой вижду, Спасе мой, украшенный..." Ну! Я вам скажу, и пел же он! Голос у него приятнейший, чистый, звучный, молодой (ему 35 лет), высокий. Тенор. Пел попросту, не по нотам, но так трогательно и задушевно, что я, пожалуй, и не слыхивал за всю свою жизнь такого чудесного исполнения этой дивной песни". Простодушные заметки современника передают отношение к святителю Илариону православной Москвы 20-х годов: "На вынос Плащаницы я ходил к Николе на Драчах, где тот же Иларион служил во всем великолепии архиерейского сана, и тогда он сказал с кафедры вдохновенную речь, растрогавшую всех слушателей. В былое время ее, разумеется, напечатали бы во всех "клерикальных" газетах, ну а теперь она достоянием потомков уже не будет. Жалко!" (Окунев Н.П. Дневник москвича. Париж, 1995. С. 446-447.)

Из 1920 или 1921 года известен еще один эпизод, связанный с пребыванием святителя в Сретенском монастыре. 8 сентября отмечался день Владимирской иконы Божией Матери - престольный праздник монастыря. В этот день было принято переносить в монастырь крестным ходом Владимирскую из Успенского собора Кремля. Икона уже находилась в Третьяковской галерее. Святитель Иларион обратился к И. Грабарю с просьбой разрешить взять на праздник икону в монастырь. Разрешение было получено, но святителя арестовали. Для ареста власти воспользовались тем поводом, что возле иконы подняли шум кликуши. Произошел суд, и состава преступления не нашли... Вообще же, в эти годы "владыка всегда ожидал ареста". (Окунев Н.П. Дневник москвича. Париж, 1995. С. 446-447.)

Вследствие беспрестанного наушничества и преследования органами НКВД сама жизнь архиереев, преданных Церкви и патриарху Тихону, по сути становилась подвигом. Однако, несмотря на очевидную опасность, любимый своей паствой святитель Иларион с того момента, как 25 мая 1920 г. был хиротонисан патриархом Тихоном во Епископа Верейского, нередко посещал храмы и монастыри Верейского уезда. Такие поездки иногда перерастали в путешествия, длившиеся и по месяцу.В своих письмах к родным святитель Иларион упоминает о длительных поездках "на лошадях" в Верею и по Верейскому уезду, в которых его спутниками являлись преданные владыке местные священнослужители, впоследствии репрессированные. В их числе был настоятель Ильинской церкви г.Вереи священник Пётр Пушкинский. Как вспоминал сын батюшки - Сергей Петрович Пушкинский - в их доме, находившемся на Красной улице близ перекрёстка, напротив современного здания милиции, часто гостил владыка Иларион. В памяти мальчика остался его портрет: человек высокого роста, необыкновенно привлекательной внешности, с большой пшеничной бородой. Сергей Петрович вспоминал, что его отец не раз сослужил уже архиепископу Илариону в Рождественском соборе. Жившая в доме Пушкинских родственница - Беренова Александра Семеновна - рассказывала о таком происшествии: однажды владыка Иларион и отец Пётр приняли участие в организованном безбожниками атеистическом диспуте, который состоялся при большом стечении народа в клубе рядом с нынешней автобусной станцией. После ряда выступлений местных руководителей, зачитавших примитивные богоборческие брошюры, ведущий диспута с ядовитой иронией предложил владыке Илариону сказать своё слово. Святитель произнёс блестящую речь, пронизанную глубокой верой в Господа. Он говорил как "власть имущий". Сила убеждения Владыки была настолько велика, что симпатии к нему иарода стали очевидны. Взбешённые непредвиденным поворотом событий большевики намеревались под любым предлогом арестовать архиепископа Илариоиа. Однако отцу Петру под прикрытием группы горожан удалось увести владыку и скрыть в своём доме. (Чередова Л.Т. Воспоминания об архиепископе Иларионе (Троицком). Машинопись. С. 7.)

Когда в 1921 году в ряде губерний России вспыхнул голод, то всюду совершались всенародные моления о спасении погибающих. Во время одного из таких молений в храме Христа Спасителя, когда служил патриарх, святителем Иларионом "было сказано пламенное слово о помощи. Громадный, переполненный народом храм, казалось, слился в общей молитве и жертвенном порыве". (Профессор Стратонов И.А. Русская церковная смута (1921-1931). - В кн.: Из истории христианской Церкви на родине и за рубежом в XX столетии. М., 1995. С. 59.) Обострением ситуации в стране власти воспользовались для нанесения Церкви очередного удара. После декрета ВЦИК от февраля 1922 года относительно изъятия церковных ценностей, приведшего к народным волнениям, по стране покатился вал репрессий. В апреле 1922 года был арестован патриарх Тихон. Еще раньше, 22 марта, оказывается под арестом святитель Иларион, которому выпало на долю разделить крест патриарха. В июне он высылается на год из Москвы в Архангельск: в мае власть в Церкви захватили обновленцы, и безбожники сделали ставку на них, намереваясь поставить патриаршую Церковь вне закона.

Когда в июне 1923 года патриарха Тихона освободили из-под стражи, его правой рукой стал святитель Иларион, уже вернувшийся из ссылки (вскоре он был возведен в архиепископский сан). Положение Церкви в этот момент было таково, что, казалось, она вот-вот погрузится в бездну обновленческого растления. Государство поддерживало обновленцев и одновременно взяло курс на упразднение "тихоновских" - православных общин. В чрезвычайно напряженных переговорах с Тучковым святитель добился от власти смягчения ее политики в отношении Церкви. А когда началось массовое возвращение в Церковь обновленцев, благодаря именно святителю Илариону церковная жизнь в Москве была налажена в кратчайший срок. Святитель разработал чин покаяния и сам принял исповедь сотен обновленцев - священников и мирян.Сретенский монастырь после захвата обновленцами власти в Церкви был занят сторонниками "митрополита" Антонина Грановского. Как известно, это был один из самых радикальных реформаторов Церкви; в Сретенском монастыре служились "литургии" по разработанному им самим чину. Неприятие его Православной Церкви было беспредельным. Личная ненависть к патриарху Тихону "митрополита" Антонина поражала даже его друзей-чекистов. Вот что писал "митрополит" Антонин в те годы: "Тихон - большое поповское чучело, набитое магизмом, рутиной, колдовством, ремеслом и червонцами. Он печет каждую службу архиерейские чучела поменьше, которые надевают парчовые халаты, золотые горшки, грамофонят, вертятся, машут руками..." Дальше следует хула на таинство евхаристии...

Летом 1923 года святитель Иларион прибыл в Сретенский монастырь и изгнал из него обновленцев. При этом он совершил беспрецедентное святительское деяние: заново, великим чином освятил престол и собор Сретенского монастыря. Этим он показал, что грех и нечестие отступничества от Церкви требуют особого очищения. Молва об этом сразу разнеслась не только по Москве, но и по всей России. Обновленцы целыми приходами и общинами каялись и возвращались в Церковь. Следует заметить, что освящение Сретенского монастыря и торжественное изгнание из него обновленцев произошло под носом ЧК - Сретенский монастырь находится на улице Большая Лубянка. И конечно же, ни лидеры обновленчества, ни их покровители-чекисты не могли простить святителю Илариону своего страшного поражения. Вскоре он был снова арестован...Примечательно, что спустя семьдесят лет произошло повторение этой истории: храм иконы Владимирской Божией Матери после передачи его Сретенскому монастырю был освящен великим чином Святейшим Патриархом Алексием.Приходилось святителю участвовать и в знаменитых диспутах в Политехническом музее. "Религиозному гипнозу" обновленческого "митрополита" Александра Введенского и атеизму А. Луначарского святитель, по свидетельству В. Шаламова, противопоставлял непоколебимую уверенность в высшей Истине. (Шаламов В. Четвертая Вологда. - Наше наследие, 1988, № 4.) Владыка говорил с совсем иной духовной и бытийственной позиции, чем сыпавшие софизмами "совопросники века сего". Люди сердцем чувствовали глубокую правоту святителя и, выражая ему свою благодарность, устраивали овации.

Осенью 1923 года власти предприняли новую попытку подорвать изнутри патриаршую Церковь: Тучков потребовал от патриарха немедленно начать примирение с обновленческим архиепископом Евдокимом Мещерским. Патриарх самым решительным образом отказался... Через несколько дней был арестован архиепископ Иларион, на которого Тучков возложил главную ответственность за провал своей политики.Владыку осудили на три года концлагерей. 1 января 1924 года он был привезен на пересыльный пункт на Поповом острове, а в июне отправлен на Соловки. В том же 1924 году, сразу после отправки святителя на Соловки, был закрыт и разграблен безбожной властью Рождественский собор г.Вереи.

На берегу залива Белого моря он работал сетевязалыциком и рыбаком; был лесником, живя в Варваринской часовне; как сторож жил в Филипповской пустыни. (Резникова И. Православие на Соловках. Спб., 1994. С. 146.) В лагере святителя не оставляли бодрость и духовная радость. Это состояние имело благодатный характер: оно было следствием Божией помощи и напряженного внутреннего делания, продолжавшихся в страшных концлагерных условиях. Об окружающей его атмосфере святитель писал: "Надо побыть в этой обстановке хотя немного, а так не опишешь. Это, воочию, сам сатана".

Святитель нередко стремился поднять дух своих солагерников шутками. Но эти шутки, обращенные против гонителей, были выражением его великого мужества. Когда владыка находился еще в лагере на Поповом острове, умер Ленин. От заключенных потребовали почтить его смерть минутой молчания. Когда все выстроились для церемонии в шеренгу, владыка лежал на нарах. Несмотря на просьбы и требования, он не встал, заметив: "Подумайте, отцы, что ныне делается в аду: сам Ленин туда явился, бесам какое торжество!" (Протопресвитер Михаил Польский. Новые мученики Российские. Т. I. Джорданвилль, 1957. С. 129.) И в заключении святитель остался внутренне свободным человеком. "Чарующий дух нестяжания" (Польский) позволял ему не замечать лишений, прощать уголовникам, кравшим его вещи, - если же у него что-то просили, он отдавал, не задумываясь. (Протопресвитер Михаил Польский. Новые мученики Российские. Т. I. Джорданвилль, 1957. С. 129.) Удивительным было отношение владыки к окружающим. Казалось, что внешнее состояние другого человека вообще не важно для него. В той уважительности, с которой он относился даже и к представителям "дна", не было ничего показного: святитель умел распознавать образ Божий в любом человеке. Люди отвечали ему за любовь искренним уважением и любовью.Совершенно невольно святитель так поставил себя, что на Соловках стали создаваться о нем легенды. О них мы знаем благодаря полудокументальным-полухудожественным очеркам Б. Ширяева, также бывшего соловецким узником. Очерки эти составили книгу "Неугасимая лампада", в которой святителю Илариону отведено немало страниц. Вот как относились к святителю - согласно свидетельству Ширяева - те, кто считал себя его "классовыми врагами": "Силе, исходившей от всегда спокойного, молчаливого владыки Илариона, не могли противостоять и сами тюремщики: в разговоре с ним они никогда не позволяли себе непристойных шуток, столь распространенных на Соловках, где не только чекисты-охранники, но и большинство уголовников считали какой-то необходимостью то злобно, то с грубым добродушием поиздеваться над "опиумом ".

Нередко охранники, как бы невзначай, называли его владыкой. Обычно - официальным термином "заключенный". Кличкой "опиум", попом или товарищем - никогда, никто".Вот еще примечательный случай, описанный в той же книге.

Однажды буря унесла в открытое море лодку, в которой находился самый злобный лагерный охранник - некий Сухов. Заключенные и солдаты, собравшиеся на берегу, были убеждены: гибель лодки вместе с людьми неминуема. "Там, вдали, мелькала черная точка, то скрываясь, то вновь показываясь на мгновение. Там шла отчаянная борьба человека со злобной, хитрой стихией. Стихия побеждала.

Да, в этакой каше и от берега не отойдешь, куда уж там вырваться, - проговорил чекист, вытирая платком стекла бинокля. - Пропал Сухов! Пиши полкового военкома в расход!

Ну, это еще как Бог даст, - прозвучал негромкий, но полный глубокой внутренней силы голос.

Все невольно обернулись к невысокому плотному рыбаку с седоватой окладистой бородой.

Кто со мною, во славу Божию, на спасение душ человеческих? - так же тихо и уверенно продолжал рыбак, обводя глазами толпу и зорко вглядываясь в глаза каждого. - Ты, отец Спиридон, ты, отец Тихон, да вот этих соловецких двое... Так и ладно будет. Волоките баркас на море!

Не позволю! - вдруг взорвался чекист. - Без охраны и разрешения начальства в море не выпущу!

Начальство, вон оно, в шуге, а от охраны мы не отказываемся. Садись в баркас, товарищ Конев!Чекист как-то разом сжался, обмяк и молча отошел от берега.

Баркас на воде, владыка!

С Богом!

Владыка Иларион стал у рулевого правила, и лодка, медленно пробиваясь сквозь заторы, отошла от берега.

Спустились сумерки. Их сменила студеная, ветреная соловецкая ночь, но никто не ушел с пристани. Забегали в тепло, грелись и снова возвращались. Нечто единое и великое спаяло этих людей. Всех без различия. Даже чекиста с биноклем. Шепотом говорили между собой, шепотом молились Богу. Верили и сомневались. Сомневались и верили.

Никто, как Бог!

Без Его воли шуга не отпустит.

И тогда все, кто был на пристани, - монахи, каторжники, охранники, - все без различия, крестясь, опустились на колени.

Истинное чудо! Спас Господь!

Спас Господь! - сказал и владыка Иларион, вытаскивая из баркаса окончательно обессилевшего Сухова. Пасха в том году была поздняя, в мае, когда нежаркое северное солнце уже подолгу висело на сером, бледном небе. Весна наступила, и я, состоявший тогда по своей каторжной должности в распоряжении военкома Особого Соловецкого полка Сухова, однажды, когда тихо и сладостно распускались почки на худосочных соловецких березках, шел с ним мимо того Распятия, в которое Сухов когда-то выпустил два заряда.

Капли весенних дождей и таявшего снега скоплялись в ранах-углублениях от картечи и стекали с них темными струйками. Грудь Распятого словно кровоточила.Вдруг, неожиданно для меня, Сухов сдернул буденновку, остановился и торопливо, размашисто перекрестился.

Ты смотри... чтоб никому ни слова... А то в карцере сгною! День-то какой сегодня, знаешь? Суббота... Страстная...

Спас Господь! - повторил я про себя слова владыки Илариона, сказанные им на берегу. - Спас тогда и теперь!..

"Не только Ширяев, но и другие свидетели сообщают о том, что единственное в истории Соловецкого лагеря пасхальное богослужение (1926 г.) возглавлял святитель Иларион Троицкий. По воспоминаниям соловецкого узника, священника Павла Чехранова служба (проведенная по инициативе святителя Илариона) состоялась в тайне от начальства в недостроенной пекарне. Участвовали кроме о. Павла в ней всего два человека - епископ Нектарий (Трезвинский) и архиепископ Иларион (Троицкий) "Пропели полунощницу. Архиепископ Иларион благословил заутреню.

"Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его..." - не сказал, а прошептал, всматриваясь в ночную мглу, владыка Иларион. Мы запели "Христос воскресе!" Плакать или смеяться от радости? - думал я".В лагере владыка пользовался великим почетом. Многие видели в нем духовного отца; а в отношении душ, уже отравленных неверием, он был миссионером. Авторитет святителя был так высок, что вскоре сведения о его лагерной деятельности дошли до эмиграции. И благодаря, в частности, ему Соловецкий лагерь в 20-х годах был своеобразным духовным очагом, возле которого многие нашли спасение. (Пасха 1926 года. Из воспоминаний отца Павла Чехранова. - Московский церковный вестник, № 7 (52), апрель 1991 г. С. 11.)

Святитель Иларион был одним из автором так называемой "Памятной записки соловецких епископов" (27 мая/9 июня 1925 года), выразившей волю группы епископов, которая стала как бы негласным церковным собором. "Записка" имела целью разработать основы для сосуществования Церкви и государственной власти в тех условиях, когда их духовные принципы противоположны, несовместимы; она продолжала линию церковной политики, которую вел патриарх Тихон. Составители "Записки" заявили о систематических гонениях на Церковь в Советском Союзе и обличили неправду обновленчества. Они призвали к последовательному проведению в жизнь закона об отделении Церкви от государства; речь шла, в сущности, о желании Церкви действовать без опеки государственных чиновников. (Митрополит Елевферий (Богоявленский). Неделя в Патриархии. - В изд.: Из истории христианской Церкви на родине и за рубежом в XX столетии. С. 268.)

В конце лета 1925 г. святителя внезапно перевели из Соловков в Ярославскую тюрьму. Это было сделано ради того, чтобы склонить священномученика к присоединению к новому расколу - григорьевщине. В разговоре с агентом ГПУ святитель решительно отверг это предложение. "Я скорее сгнию в тюрьме, но своему направлению не изменю", - говорил он своему соузнику, обновленческому епископу Гервасию. (Гервасий, епископ Курский и Обоянский. Одна из прежних попыток староцерковников к примирению со Св. Синодом Р.П.Ц. - Вестник Священного Синода Православной Российской Церкви, 1927, №4. С. 24.) Через год святителю дали новый трехлетний срок. Основанием для этого было сделано "разглашение" святителем среди заключенных содержания его разговора с агентом.

Весной 1926 г. святитель вновь оказывается на Соловках. По-прежнему судьба Церкви занимает все его помыслы. В условиях враждебного окружения Церковь могла устоять, лишь сохраняя единство и добившись легализации. Поэтому после выхода в свет декларации митрополита Сергия от 16/29 июля 1927 г. святитель поддержал ее позицию. Архиепископ Иларион сумел собрать до пятнадцати епископов в келии архимандрита Феофана, где все единодушно постановили сохранять верность Православной Церкви, возглавляемой митр. Сергием. "Никакого раскола! - возгласил архиепископ Иларион. - Что бы нам не стали говорить, будем смотреть на это, как на провокацию!"Осенью 1929 года срок заключения святителя Илариона заканчивался. Однако, власти не собирались выпускать его на волю; накручивая ему все новые сроки, они надеялись сгноить его в тюрьме. В октябре священномученик был вновь осужден на три года, на этот раз на поселение в Среднюю Азию. Повезли его туда этапным порядком - от одной пересылочный тюрьмы к другой. В дороге святитель заразился сыпным тифом, вспыхнувшим среди заключенных. Без вещей (в пути его обокрали), в одном рубище, кишащем насекомыми, в горячке его привезли в Ленинград и поместили в тюрьму. Через день при температуре 41, изнемогая, он пешком перебрался в больницу им. доктора Гааза. Помочь страдальцу было уже невозможно. Спустя несколько дней начался бред, перешедший в агонию. В бреду священномученик говорил: "Вот теперь я совсем свободен!" Врач, присутствововавший при его кончине, был свидетелем того, как святой благодарил Бога, радуясь близкой встрече с Ним. Он отошел ко Христу со словами: "Как хорошо! Теперь мы далеки от..." Это произошло 15/28 декабря 1929 года. Славный жизненный путь священномученика был увенчал блаженной кончиной.

Ленинградский митрополит святитель Серафим Чичагов добился у властей разрешения похоронить святителя в соответствии с его саном. Когда ближайшие родственники и друзья увидели его тело, святителя с трудом узнали: годы лагерей и тюрем превратили молодого, цветущего человека в седого старика. Похоронен священномученик был на кладбище Новодевичьего монастыря у Московской заставы. Священник Владимир Страхов, друг святителя, участвовавший в его погребении, говорил под близким впечатлением от похорон: "Когда мы выходили из собора, был такой необычайный звон, как будто пасхальный. Это Ангелы на небе радовались новому святому, который туда пришел". (Чередова Л.Т. Воспоминания... С. 12.) Современники, знавшие владыку, были убеждены в его святости. Его первый биограф пишет, стремясь осмыслить тайну ранней кончины святителя: "Бог возжелал иметь этого безупречно чистого человека у Себя святым и взял Его к Себе в благоприятное время, предоставляя делать дальнейшие ошибки, грехи и преступления тем, кто на это был способен ранее". (Протопресвитер Михаил Польский. Новые мученики Российские. С. 133.) Могила священномученика на Новодевичьем кладбище уже в наше время являлась для многих местом почитания: благоговейная память о святителе Иларионе в Церкви не исчезала, несмотря на десятилетия церковных гонений.

В марте 1996 года в Сретенском монастыре началась работа по сбору материалов, касающихся жизни, подвигов и трудов архиепископа Илариона Троицкого, предназначенных для подачи в Комиссию по канонизации святых.

Церковная память с двадцатых готов удерживала примечательное обстоятельство: в Москве проживает единственная верная духовная дочь святителя Илариона. Любовь Тимофеевна Чередова (1896-1998) сообщила множество важных фактов, касающихся биографии и духовного облика "великого Илариона"; ее рассказы воспроизвели неповторимые черты этого прекрасного и возвышенного человека, в святости которого Любовь Тимофеевна была глубоко убеждена. С подготовкой материалов для канониции священномученика Илариона связан также примечательный случай. В Сретенском монастыре талантливым иконописцем была написана икона святителя. Замечательный образ, созданный в строгом соответствии с каноном, одновременно передал как портретные черты святого, так и то главное, чем отмечен его духовный облик - неотмирность и чистоту. Не преувеличивая, можно говорить о нем как о шедевре иконописи. Икона находилась в кабинете наместника монастыря. И в один из февральских дней 1997 года во время его отсутствия икона была похищена из кабинета; исчезла также небольшая икона Владимирской Божией Матери. Ситуация казалась совершенно безнадежной. Однако спустя несколько дней икона вернулась в монастырь; в том, как это произошло нельзя не видеть руки Промысла. Похититель (им оказался житель Петербурга), желая сбыть иконы, принес их в один из московских храмов. Там его попросили оставить на некоторое время иконы, чтобы можно было принять решение относительно их покупки. Имя священномученика Илариона показалось незнакомым потенциальным покупателям; в святцах его также не оказалось... Когда же стали внимательно рассматривать доски, то обнаружилась пометка, указывающая на их принадлежность Сретенскому монастырю. Стали звонить в монастырь, и вся ситуация раскрылась. Когда вор пришел в храм за деньгами, там уже находились монахи монастыря, которыми он был задержан и передан в руки правоохранительных органов. Икона же была доставлена в монастырь, в кабинет его наместника. И тогда-то вспомнили, что день этот - 19 февраля - как раз тот самый, когда были обретены в Донском монастыре мощи Святейшего Патриарха Тихона (1992г.)... Совпали даты двух примечательных событий из посмертной жизни патриарха и его верного помощника и сподвижника - святителя и священномученика Илариона Троицкого.

Память священномученника Илариона совершается в день его смерти 15 (28) декабря, в день прославления - 27 апреля (10 мая) и также в день празднования Собора новомучеников и исповедников Российских - 25 января (7 февраля), если этот день совпадает с воскресным днем, а если этот день не совпадает с воскресеньем, то в ближайшее воскресенье после 25 января (7 февраля).